Крысиный король

Начиналось все с какого-то пафосного джангбита, а потом потихоньку вступало пианино. Она обработала звук так, что в нем не осталось ничего человеческого. Обычно она ничего такого не делала. Клавишные, которые так часто убивают джангл, низводя его до хауса и идиотских клубов Ибицы, здесь рассказывали об уничтожении всего человеческого. Они жалобно и грустно плакали, как призрак. Клавишные пытались вспомнить, что такое меланхолия, и показать ее всем. «Что это? Это грусть?» – как бы спрашивали они. Я не помню. А под клавишами она на долю секунды накладывала шум радиопомех, неслышный человеческому уху.

Она очень долго искала этот шум, записывая отрывки со всех радиостанций, забраковала их все, но потом все же нашла именно то, что хотела.

За клавишами вступал ритм, который повторялся несколько раз с большими перерывами, разрывая музыку. Поначалу шел снейр-барабан, быстрый и глухой, звук, похожий на хоровое пение, взлетал и переходил в электронную оркестровку надуманных эмоций, лишенных настоящего чувства.

Потом вступал бас.

Очень скромный бас, один удар, пауза, еще удар, пауза, удар, длинная пауза… два удара и возврат к началу. На этом фоне снова появлялись обрывки радиопомех, на этот раз более длинные, они повторялись в случайном порядке и наконец переходили в постоянный шум. Казалось, что кто-то пытается заглушить музыку белым шумом. Она гордилась этими помехами. Она создала их специально, настроившись на станцию на короткой волне и тут же потеряв ее, чтобы сквозь треск и шорох слышались голоса, которые как будто хотели выйти на связь, но тут же пропадали в сплошном шуме.

Радио существует для общения. Здесь оно пропадало, жульничало, забывало о смысле своего существования, как и клавишные. Люди не могли найти этот город.

Потому что Наташа создавала именно город. Она неслась по воздуху на огромной скорости между высокими заброшенными зданиями, серыми, огромными, полуразрушенными, пустыми, разношерстными. Она тщательно рисовала эту картину, отдавая ей очень много времени, вплетая в трек сотни намеков на присутствие человека, сотни голосов, которые хотели что-то сказать, сотни тупиков и разочарований.

И, втянув своего слушателя в город, оставив его в полном одиночестве, Наташа обрушивала на него Ветер.

Вдруг врывалась флейта и начинала передразнивать обрывки радиоголосов. Этот трюк она стянула из альбома Стивена Райха, который бог знает где услышала. Композитор заставил скрипки подражать человеческому голосу. Помехи повторялись раз за разом, ритм тоже, и бездушные клавишные, а потом помехи делались громче, а флейта эхом звучала еще несколько мгновений и наконец исчезала. Порывы ветра гоняли мусор по улицам, снова и снова. А потом появлялись две партии флейты разом, они накладывались друг на друга, сплетались и сливались в жуткую какофонию, они были то музыкой, то жестокой силой природы, то фальшивили, то рассказывали о городе, то вторгались в него, и город тут же менял их под себя. Флейта долго плакала и визжала где-то на фоне, прорываясь сквозь все другие звуки, заглушая их, принижая, запугивая. Помехи продолжали слышаться на фоне, но флейта уничтожала их. Клавиши звучали, но партия их сокращалась раз за разом, пока не превращалась в единственную ноту, отсчитывающую ритм, как метроном. Потом исчезала и она. Умолкала флейта, и оставался только ветер. Флейта, белый шум, барабаны, бас исчезали, оставляя только голый четкий ритм.

Город Ветров, огромный мегаполис, заброшенный, полуразрушенный, одинокий, покинутый, стоял, пока по нему не прокатывалось цунами ветра, пока торнадо флейты не проносилось по улицам, передразнивая жалкие людские голоса и выгоняя их из города, как перекати-поле, и город не оставался совершенно чистым и таким же заброшенным. Даже из радиопомех исчезали призраки людских голосов, оставляя только шум. Бульвары, парки, предместья и центр города принадлежали теперь только ветру. Они стали собственностью ветра.

Это и был Город Ветров, над которым так ржал Фабиан.

После этой шутки она не могла с ним больше разговаривать.

Вот Пит все понимал. Услышав отрывки, он сказал, что это она все понимает. Что она понимает его.

Пит страстно влюбился в этот трек. Наташа думала, что ему нравилась идея мира, оказавшегося во власти Ветра.

Маленькая квартира в Уиллсдене стала постоянным кошмаром Кроули. Его больше не обманывала ее невыразительная обстановка. Эта квартира была мотором. Генератором ужасов.

Он сидел на корточках, вглядываясь в очередное изуродованное лицо.

Квартира пропиталась насилием. В ней жила какая-то странная притягательная сила, заставлявшая людей калечить друг друга. Кроули казалось, что он как будто перенесся назад во времени. «Вот мы и снова тут», – думал он, разглядывая обезображенную кровавую маску.