Эту закономерность я заметил не сразу. Еще больше меня расстраивало, что на одну профессию сложилась одна цена на рынке, а на другую, не менее сложную, меньше. Оба специалиста одинаково стараются, проводят по восемь часов на работе, вклад обоих значителен. Но почему одному я должен платить меньше? Потому что «таким сложилось соотношение спрос/предложение»? ну так это и есть цинизм. И да, и нет. Особенно наглядно на примере оплаты в коммерческом отделе и производственников. Оба отдела – два конца одной палки: друг без друга неполноценны, не могут создавать добавленную стоимость. Да, продавец нервничает, общаясь с заказчиком. Но и мастер цеха нервничает, когда общается с печатником. И еще неизвестно, у кого ночью спокойнее сон. Но рынок труда безжалостно диктует свое! Причем сами люди не понимают этой несправедливости. Вот я и искал баланс между разными аргументами – искусственно сближал зарплаты разных подразделений, что имело и негативные последствия. Опять, скажет читатель, уравниловка, социалистический задвиг, эхо прошлого. Согласен. Но куда мне деться, если я оттуда! А мой подход выравнивания зарплат по всему предприятию вносил дополнительное напряжение среди некоторых сотрудников. Приходилось им пренебрегать.
Четвертый рубец. Я тоже человек, и провожу на работе сорок процентов времени. И мне хочется если не дружеских, то хотя бы нормальных людских отношений. А на меня сотрудники смотрят как на работодателя, от которого зависит их доход. В этом «взгляде» смещались и подхалимаж, и раздражение, и гнев за свою небогатую жизнь. Но только не нормальные равные отношения двух людей. Как совместить мне две роли?
Также я заметил, что, кроме зарплаты, люди ждут заботы, чуткого человеческого отношения и иногда… праздника. Вот это грело. Поначалу даже просто совместная пьянка с начальством за одним столом была им в новинку и радость. Я завел традицию проводить корпоративы четыре раза: Новый год, Двадцать третье февраля, Восьмое марта, день рождения фирмы. Постепенно углублял социальную составляющую: добавил автобус-подвозку от работы до метро, льготные обеды в столовой. И тратил время, энергию и деньги для общего времяпрепровождения вне работы. Возможно, во мне заговорил ген прадеда, который в двадцатые годы XX столетия, как архитектор создавал дома-коммуны.
Любимым делом стал футбол. «Любавич» участвовал в футбольном первенстве типографий (я лично стоял на воротах), еженедельные тренировки на арсенальском стадионе. Не только для мужской, но и для женской команды. Каждый год вывозил на пикники. Сам вел автобусные экскурсии по ленинградскому краю. В межсезонье культурные походы в театры. Боулинг, гонки на картах, пейнтбольные, бильярдные турниры – чего только не придумывал, чтобы развлечь сотрудников и объединить. Особенно меня вдохновляли капустники во время корпоративов. Выступления самодеятельности, импровизации, танцы затягивались до полуночи. Никому не хотелось расходиться по домам. И как апофеоз – КВНы. Коллектив разбивался на две-три команды. Я выступал вдохновителем и ведущим в стиле Александра Маслякова – придумывал конкурсы и домашние задания. Меня поражало, насколько талантливые люди! Шутки и миниатюры реально смешные, на злобу дня: в каких-то высмеивали и лично директора (на грани фола, но не заходя за него). В общем, много всякой (как говорили в советской школе) внеклассной работы. Необязательной, но (без лукавства) с удовольствием для меня: не жалко было тратить ни времени, ни деньги, ни усилий. И большая часть коллектива отвечала взаимностью.
Но ничто не вечно под луной. С годами я почувствовал индифферентность персонала к общим мероприятиям, а потом и отстраненность. Все чаще люди игнорировали их. В капустниках стало участвовать все меньше людей, шутки стали скучными, слышалось: «пригласил бы сторонних артистов». Попробовал позвать артистов – опять не в коня корм. На застольях можно было услышать такие диалоги:
– Что-то водка сегодня не премиальная, и артисты не заводные, – говорили скептики.
– Чего ты бухтишь? Ты, что ли, оплачивал банкет? Все за счет фирмы. Скажи спасибо, – отвечали им приверженцы корпоративов.
– Лучше бы эти деньги выплатили нам наличными.
– И ты бы в одиночку их пропил. А так все вместе повеселимся.
– А мне невесело.
Была ли в этой отчужденности моя вина? Возможно, но я стал сокращать посиделки. На выдумку новых форм досуга, творческого прорыва не хватало сил. Мне было жаль тех сотрудников, которые продолжали радоваться совместным праздникам, но сначала отменили «двадцать третье февраля», потом «восьмое марта», потом празднование дня рождения фирмы. А когда получил месседж от одного «смелого» (от спиртного) работника, поданный как голос народа, – мол, ты, шеф, не купишь нас водкой, а лучше повысь зарплату – мой энтузиазм растворился окончательно. Под конец своей карьеры все культмассовые мероприятия я свернул к одночасовому лайт-поздравлению с Новым годом.