Кто играет в кости со Вселенной?

– А как это взять ответственность? – герой напрягается, чувствуя подвох.

– Он, если ты что-нибудь опять украдешь, напишет заявление на собственное увольнение.

– О-о-о! А где таких добреньких найти? Кто мне поверит в такой ситуации? – опять герой сдувается, а кожа на лице обвисает.

– Не знаю, неверующий ты наш. Тебе даю на поиски два дня. Не найдешь – приходи сам с заявлением!

И пошел Фома по коридору с обвисшими щеками. Сходил к мастеру цеха, начальнику производства – никто за него поручаться не хотел. Переплетчицы тем более. Я уж думал, что придется его уволить.

* * *

Вакансия резчика бумаги возникла спонтанно. Я вдруг сорвался и уволил в один решительный час Сашка – надоело его пьянство, хотя резал он качественно и быстро. Дал объявление в газету: «Требуется в стабильную типографию оператор бумагорезательных машин». Подумал, что такая формулировка привлечет работника без вредных привычек. Но толпа желающих не выстраивалась. А дни проходили, и очередь неподрезанной бумаги накапливалась. Я уже запаниковал и стал жалеть, что сорвался. Но вот откликнулся первый кандидат. Некто Юрий. Вошел в офис, прихрамывая на правую ногу. Лицо одутловатое. Тело рыхлое. Глаза красноватые, кровяные прожилки покрыли лицо. Можно, не тратя времени, отправить восвояси. Но человек пришел – надо поговорить хотя бы для виду.

Мы сели друг напротив друга, он протянул мне подготовленный пакет документов. Паспорт я отложил в сторону. Измызганная руками кадровиков трудовая книжка читалась как приговор – записей о приеме и увольнении набралось столько, что не хватило одного вкладыша, вклеили дополнительный. Юрий работал на каждом месте полтора-два месяца. И внешность – как иллюстрация к трудовой книжке: говорит медленно, с трудом подбирая слова. Я избегал его просящего взгляда – испытывал неловкость, что даю надежду своим разговором, понимая, что откажу.

– Не отталкивайте меня, не убивайте последнюю надежду поднимающегося из бездны человека, – он выдал литературную фразу, заставшую меня врасплох. – Не пожалеете! Я завязал – больше не пью.

– И сколько раз вы повторяли эту фразу в отделах кадров? – я, наконец, посмотрел ему в глаза.

– Три месяца назад закодировался.

– Есть справка? Жена может подтвердить?

– Жена от меня ушла. Но я книги стал читать. Много.

– При чем здесь книги? – но я почувствовал, что книги здесь как раз при чем. Поверилось, что человек, так сформулировавший просьбу, сдержит слово, как герой романа XIX века. Может, мое благоразумие застила картина длинного ряда палет с недорезанной бумагой? Или почувствовал жалость?

– Оформляйся. Но только смотри – при первом же случае…

– Первого случая не будет.

Несколько работников подошли ко мне со словами «зачем я взял на работу – сразу видно, что запьет». Ко всеобщему удивлению, Юрий не обманул: к алкоголю не прикасался, работником оказался достойным: резал бумагу профессионально, всегда готов был выйти сверхурочно – выручить типографию, не капризничал. На корпоративных капустниках выступал со стихами собственного творчества.

Сорвался он только спустя три года, когда закончилось действие кодировки. Но переболев три дня, Юрий снова сходил в наркологический центр. И в таком цикле жил несколько лет. Читал книги об Испании, увлекся историей. Весь год откладывал деньги на путевку, чтобы май провести на Пиренейском полуострове. В одном из туров нашел себе и спутницу жизни.

Что это было? Почему я поверил на слово алкашу? Как получилось, что типография «Любавич» и Юра нашли друг друга?

* * *

Подходил к концу срок, данный мною Фоме на поиски поручителя. Никто не соглашался. Настало время «вечернего» чая. Он пошлепал в комнату для приема пищи, положил на стол кулек с сушками, налил кипятку.

– Добрый день! Можно с тобой пообедаю? – к нему подошел Юрий. – Вот, наконец, собрался пообедать.

– Не такой уж он и добрый! – промямлил Фома.

– Что случилось?

Фома рассказал о своих невзгодах.

– Сам виноват! – подытожил он.

– Не беда! Давай я тебя возьму на поруки, – Юрий искренне протянул руку.

– Ты? Зачем тебе это? – глаза у Фомы заблестели как у ребенка, он схватил руку спасителя и стал трясти. – Не боишься подставиться?

– Не боюсь! Я, может, тебя плохо чувствую, но знаю типографию. Знаешь, что такое дуальность мира?

– Э-э-э, не совсем. А ты это к чему? – Фома испугался, что спаситель заберет поручительство обратно.

Юра выдернул руку, отошел к микроволновке, достал миску с супом, неторопливо вернулся к столу. Поел. Фома молча пил свой чай, ждал.

– Дуальность – это борьба света и тьмы! Когда судьба делится на две части – ужас-ужас и после, – Юра обтер губы салфеткой. – Сколько лет я прогадил в своем алкоголизме, сколько упустил, в какую яму свалился! Жуть! Тебе не представить! И мне не передать. Что твои делишки с путеводителем? – Ерунда в сметане! А здесь, в «Любавиче», я начал новый подъем в гору. Забрался, можно сказать, на интеллигентские высоты. Вот такой поворот на сто восемьдесят градусов! И в тебя можно поверить.

– Это ты про жизнь в Испании? – Фома не до конца понял концепцию собеседника.