Лебединая песня: Несобранное и неизданное

Приблизился старик. В пространство пред собой
Недвижный взор вперив, движеньем осторожным
Нащупывал тропу он посохом надежным,
Покрытым тонкою искусною резьбой.

Слепец… Один в пути… Закинут в лес судьбой…

И всё же дышит он покоем бестревожным:
Внимает он цветам и травам придорожным,
И птицы говорят ему наперебой.

По вьющейся тропе легко ступают ноги;

Сквозь ветви свет скользит по ткани белой тоги,
И веет на ветру седая борода.

Прохожий не терял невидимой дороги

И словно твердо знал, что выведут всегда
Слепого странника всевидящие боги.

ПЕСНЬ ДЕВЯТАЯ

ТИРЕЗИЙ

XLV

Но вдруг слепой свернул у маленькой ложбины,
Где юноша лежал, и вниз по бугорку
Спускаться стал к нему. Навстречу старику
Тогда пошел Нарцисс, почтив его седины.

Согнули странника прожитые годины –

Немало, видно, бед знавал он на веку:
Страданья дней былых и долгую тоску
Нарциссу выдали глубокие морщины

И жалю взор блуждал, безжизненно-тупой…

Нарцисс, уже давно на трату чувств скупой,
Невольно тронут был приливом сожаленья.

И тихим голосом спросил его слепой:

«Сажи мне, девушка, до ближнего селенья
Дойду ли к вечеру я этою тропой?»

XLVI

«Отец, – сказал Нарцисс, – поросшая травой
Тропа теряется, ты будешь беспрестанно…»
Но вмиг прервал старик, его туники тканной
Коснувшись у плеча рукою восковой.

«Что?.. Ты не девушка?.. Возможно ль!..

Голос твой Не голос женщины… Ты – юноша?!. Как странно!..»
И, словно поглощен заботою нежданной,
На посох свой слепец склонился головой.

Почувствовал Нарцисс, что старец неприятно

Ошибкой поражен; но было непонятно
Такое резкое смущенье старика:

Он что-то бормотал поспешно и невнятно,

Бессвязные слова роняя с языка,
И только слышалось одно: – «Невероятно…» –

XLVII

Но, справясь наконец с волнением минутным,
Опять спросил старик: «Откройся ж мне, кто ты,
Чудесный юноша, чьи странные мечты –
Полет двух душ, слитых стремлением попутным?..

И пристально глядел пришелец взором мутным,

Как будто видеть мог сквозь пленку слепоты…
И понял всё Нарцисс… Его сестры черты
Хранили снова власть над сердцем бесприютным:

Сегодня не во сне к губам сестры он ник,

Она была с ним вновь… Жила в нем, как двойник…
И стыд взошел к щекам прибоем волн горячих:

Он утаить не мог предательских улик,

И сразу же чутьем, столь острым у незрячих,
В нем женщину сперва почувствовал старик.

XLVIII