Лесная сказка

— Что за гимнастику делаешь, Брахман? — интересовался он. — Хатха-йога или кундалини-йога? Знаю, много в мире практик, которые наши упертые вожди отвергают, потому что не вписывается в материалистические мантры… а я считаю, материалистом надо быть с умом — если так приперло, что духовные смыслы не доходят… жизнь все-таки познается в комбинации — неисповедимы пути, как говорится. Жизнь, Брахман, как суп: всего намешано. Нам говорят, что три измерения, а может, врут — двадцать… К примеру, диву даюсь на бывшего одноклассника — ты бы с ним, Брахман, нашел, как говорят, консенсус… мощного калибра человек и путь прошел экстраординарный — папа матерый разведчик, нелегал, типа "славянский шкаф", а мама — известная певица, красавица, половина советских маршалов у ног валялись… он как бы не в нашей стране вырос, с серебряной ложкой во рту… и не ожиревший обыватель, нет, — у родителей жизнь била ключом — динамичная, полная риска… и страны, и края повидал. Он йогой занимался от широты кругозора… потом накрыло просветление, как избранного, — уехал в скит на Алтай, три года там прожил… постиг вещи, о которых страшно говорить, к нему кэгэбэшники ездили толпами по части государственной безопасности — это секретная информация, но он преодолел физиологическую природу, во сне из тела выходил… возможно, задания получал от государства… а потом заступил туда, откуда можно не вернуться, — махатмы из параллельного мира рассудили, что хватит с него, — и отрезало. Сейчас в Москве — жокей на ипподроме, как сыр в масле катается — деньги, связи… но это оболочка — уровень, когда плевать на условности… хочешь, Брахман, сведу вас… он не со всяким говорит, но ты особенный, видно — снюхаетесь…

Брахман что-то бормотал и тщательно пристраивал Виктора Ивановича под удары. Борис поглядывал на этот цирк и гадал, на сколько усилий хватит Кэпа и чем обернется его позерство, когда они в итоге не найдут Лиму. Истерикой? Оргвыводами с наказанием для честной компании? Унизительным заговором молчания?

Он злился, что Лима с мужем не оставили весточки и хотя бы какого-нибудь условного знака для человека, который помог им молчанием, — но, сочувствуя несчастной семье, торпедированной столь умелым соблазнителем, как Кэп, он прощал ушедших в подполье супругов.

— По-моему, нам уже до Нельвы недалеко! — предположил Брахман.

Кэп остановился, посовещался, вкратце набросал дальнейшую программу, и вся партия двинулась дальше. Виктор Иванович не унимался: он атаковал мокрые заросли, он без жалоб — отряхиваясь, как собака, — принимал холодный душ с кустов, он пушинкой перелетал через поваленные стволы, он продирался через ветки, не замечая, как трещит одежда. Вокруг его энергичной фигуры колыхалось зеленое море с волнами, расходившимися от эпицентра потоками брызг, и он отважно топал по листьям, маскировавшим то ли тухлую биомассу, то ли что-то более опасное, о чем легкомысленный горожанин не знал и не подозревал. Борис уклонялся, как мог, от ищейки и скоро понял, что это отстранение взаимно: Виктор Иванович тоже шарахался в сторону, когда их пути пересекались, и следующей жертвой словоохотливого следопыта стал безропотный Клепа, к которому Виктор Иванович, почуяв слабину, прилип намертво.

— Надо попасть в лес… — вразумлял он спутника, сражаясь с чудовищной преградой из крапивы — темпераментно, словно воевал с живыми врагами, идущими на приступ. — Надо угодить в передрягу, чтобы понять, как неправильно живем. Бег по кругу — белки в колесе… язык через плечо, а мы бежим: надо, надо, надо… чем думать о вечных ценностях, — я ездил в степной колхоз рисовать передовиков: живет старый чабан, под кроватью чемодан, набитый деньгами — такое только в кино: настоящими деньгами… пачки в банковских упаковках, в глазах рябит, — чемодан не закрывается, замки не застегиваются, а ему не надо — лежат без дела… солнце встало, солнце зашло, бараны есть, остальное от шайтана. Говорит: внук на "Жигули" просит, не дам — неправильно живет, дурак… барана пасти не хочет, машину хочет, — копейки не дам, барана пасти надо.

— Странные ты, Чудо, находишь колхозы, — отвечал Клепа, который по доброте душевной втянулся в разговор. — Где такие водятся? Мы от станции проезжали, мимо одна грязь, рвань и нищета… и во всей России так, куда ни глянь.

— Объясняю почему, — неправильно живем, Клепа… порочно живем!..

От утомительного голоса Виктора Ивановича у Бориса загудело в голове, и он уже не понимал, слышит ли он лес, или ему тоже, словно некий призрак, чудятся среди перекличек кукушки обрывки Лиминой песни. Он отстал от группы: задрал голову, вдохнул медовый воздух и долго смотрел, как в высоте ходят облака по безупречно голубому небу.

Группа обшарила значительную территорию, и Кэп, когда они выбрались к прозрачному ручью, текущему по голому песку с причудливыми барханами под водой, остановил процессию.

— Чудо, ты уверен, что мы идем, куда надо? Скоро правда допрем до самой Нельвы.