Лесная сказка

Он занялся палкой, совершенствуя резьбу на набалдашнике. Помор отсутствовал недолго — пока возились с дровами, пока поправляли перекошенный тент, он так же тихо вернулся обратно. Он умел быть невидимкой, и никто не заметил бы его прихода, но что-то заискрило в воздухе, словно жидкое электричество разлилось по поляне. Бориса ударил невидимый разряд, и он как завороженный уставился на Помора — обнаружив, что все глаза тоже синхронно уставились на Помора, который доложил просто и серьезно:

— Она в Марыге… сорвалась с мостков и ударилась, наверное, головой… бревно скользкое. Ночью, что ли… бутылка там же, в ручье, лежит — рядом.

Галя еще оторопело проговаривала "в смысле?", когда у Никуни подкосились ноги и она брякнулась на бревно, а Игорек многозначительно присвистнул. Кэпово картонное лицо не дрогнуло, и только глаза вдруг заблестели от боли. Он поднялся с видимым трудом.

— Пошли, — сказал он коротко, но его голос дребезжал, как пила

— Пленку возьмем, — добавил Помор с гримасой.

Пока Никуня плакала, Галя трясла головой, а Тюша причитала "господи, господи…", он буднично вытащил из палатки большой кусок огородного полиэтилена.

— Ребята, я не помощник, — бросил Игорек, метнул нож в дерево и промазал. В палатке Виктора Ивановича было неестественно тихо, словно ее обитатель внезапно заснул. Помор, Кэп, Герыч и Клепа, напоминающий грустного пса с обвислыми усами, отправились к Марыге, а Борис, автоматически плетущийся следом — утешать подавленных девушек ему не хотелось, — обдумывал, чем ему это все грозит, и его мысли скакали вокруг милицейского расследования, которое затеял капитан Кривоносов, вокруг тошнотворных выговоров с занесением и писем на работу… и о том, что из-за чужой ему девушки, которая едва не сожгла ему лицо, он глупо вляпался в историю; до него еще не дошел смысл сказанного Помором. Он не участвовал в работе и почти не видел, как вытаскивали из реки Лиму, и заметил только, что спутанные волосы, с которых стекала грязная вода, показались ему не рыжими, а темными, и у него возникла пустячная надежда, что это не Лима, а кто-то посторонний — мало ли народу шляется по лесам в одинаковых брюках и клетчатых рубашках. Помор зашелестел пленкой, вот это уже был длинный, сочившийся зловонной водой полиэтиленовый сверток, который без церемоний потащили через кусты. Носильщик Герыч поскользнулся в луже, заполнявшей колею просеки, и чуть не уронил на дорогу страшный груз. Сзади этот куль нес Кэп, отогнавший суетливого Клепу, и Борис, который все прожигал взглядом спину командира, не понимал по безразличной, как у робота, пластике, что чувствует тот, и чувствует ли вообще.

Когда Лиму положили у костра. Кэп велел:

— Разверни, — и, наклонившись, осторожно отвел спутанные волосы с Лиминого лба.

— Может, она еще живая? — робко прошептала Тюша, и ей ответила Кира, которая заглянула через плечо Кэпа, сморщила нос и сказала:

— Ууу… нет.

— Герыч, — Помор рассматривал сосновые корни. — У тебя есть еще лопата?

— Вы что? — взвизгнула Тюша. — Хотите ее похоронить?

И они с Никуней запричитали, что нельзя хоронить Лиму в лесу, что ее родственники возмутятся, и у всех будут неприятности… и что милиционер, которого они видели сегодня, непременно покарает виноватых.

— Надо прикопать, — оборвал их Помор, расчищая землю от иголок. — Вернемся с транспортом — заберем… как мы сейчас вытащим? Оставлять — зверье набежит.

— Бедный Кэп, — всхлипнула Никуня, поглядывая на согнутую спину командира.

— Бедные родители, — отрезала Галя.

Яму копали долго, потому что перерубали корни. Свободный от обязанностей Игорек, заметив, что огонь почти погас, занялся костром и только изредка оглядывался.

— Вот бы капитан Кривоносов нагрянул… — бормотал он, укладывая хворост.

Лиму снова завернули в полиэтилен, опустили в яму, и Помор с Герычем стали сбрасывать на сверток комья пахучей земли. Кэп скрылся в зарослях у родника. Тюша пыталась помогать Игорьку, но у нее дрожали руки. Когда землекопы, отряхивая ладони, вернулись к костру, с Никуней сделалась истерика, и Клепа долго успокаивал жену.

— Я не пойду, не могу, — выдохнул Помор, подразумевая, что надо идти к егерям, и все промолчали, так что желающих пойти куда-либо не нашлось, и Кэпа, который отдал бы приказ, еще не было рядом. Потом Тюша привела его за руку, и Борис, которому было больно смотреть в это выразительное лицо, отвернулся. Одна Кира владела собой. Она подошла к свежему холмику и чуть не встала прямо на него, но Галя ее прогнала:

— Совсем, что ли, — куда залезла?..

Съежившийся, жалкий Клепа притащил бутылку из неприкосновенных запасов.

— Помянем, — промямлил он. Возможно, он надеялся, что Никуня, выпив, успокоится, но на потрясенную Никуню водка не подействовала, зато Кира, когда дошла очередь, отхлебнула из общей кружки с удовольствием.

— Говорят, умершие, когда пьют за упокой, на том свете вкус чувствуют, — сообщила она. — Мне бабушка говорила.