Лесная сказка

Она была странно возбуждена. На ее щеках играл румянец, словно лихорадочная сыпь, а губы алели как кровь без химии. Несколько раз она обошла вокруг Кэпа и голосом, в котором звенел подозрительный восторг, проговорила, заглядывая в лицо:

— Кэп, получается, ее черви едят, а душа ходит, с миром прощается. Пойдем, — она скользнула рукой по волосам Кэпа. — Пусть ее душа напоследок посмотрит, порадуется.

Голос нежно замурлыкал. Никуня всхлипнула. Кэп дернул головой и сбросил Кирину руку.

— Пошла прочь, — сказал он жутко, а Кира отлетела от него, как бабочка, и испуганно закружила по лагерю. Заметив, что Герыч следит за ней вязкими глазами, она взяла другую цель и завилась вокруг Герыча.

— Герыч, может, ты порадуешь новопреставленную душу? — спросила она с вызовом.

Среди плотного молчания, которое можно было резать ножом, порозовевший Герыч воровато осмотрелся и сказал в пространство:

— Ребята, извините, — я такой шанс упускать не могу.

Все по-прежнему молчали, и в Герыче, как в механизме, что-то щелкнуло — он торжествующе улыбнулся и проблеял:

— Сделайте нормальные рожи, что уставились, как пионеры на красное знамя?

Не дождавшись ответа, он поднялся и грузно, как слон, потопал за Кирой в ее палатку. Звуки оттуда частично заглушал уютным баском Клепа, убеждавший обезумевшую жену, что не время сниматься с якоря и что утро вечера мудренее.

— А что будет Кэпу? — спросила Тюша у усталого, испачканного землей Брахмана. Тот пожал плечами. Этот простой вопрос вывел Кэпа из оцепенения, и он распорядился:

— Клепа, ты дежурный — ужин готовь. Помогай, — он ткнул пальцем в Тюшу и ушел к себе в палатку, а Клепа подхватил ведро и отправился к роднику. От потерянной Тюши было мало толку; вместо нее к столу подсела Галя и спокойно, будто ничего не произошло, стала наводить порядок.

— Трагедия, страсти, — она вздохнула, срывая пучок травы, чтобы протереть котелок. — Развели помойку с переживаниями… аристократы духа, нет бы дрянь за собой убрать.

Борис любовался, как ловко она управляется с грязной посудой и как без брезгливости, привычно собирает очистки и огрызки.

— Дошли до ручки, — сказала она. — Видать, пора домой… что ж. Домой тоже надо.

Борис помог ей достать пакет, из которого она вытащила пару морковин и умело заскребла кожицу перочинным ножиком.

— Собери какую-нибудь зелень, — попросила она, словно не замечая, что он наблюдает за ней.

Он принес ей мяты, а она растерла листок в пальцах, принюхалась и, изучив Бориса своими серыми глазами, спросила:

— Слушай, а чего ты за мной увязался? Я ведь тебе, в общем, по барабану.

Она, ощипав мяту, крошила морковку на ровные соломинки. Короткие пальцы с обведенными грязью ногтями споро управлялись с делом, и Борис, глядя, как мелькает лезвие, подумал, что у Гали, наверное, не дрожат руки. Никогда и ни в какой ситуации.

Все куда-то разбрелись, и в лагере было так безлюдно, что это действовало на нервы.

— Хотел посмотреть на Кэпа, — ответил он. — Я, — он проглотил комок в горле и продолжил: — Я в разводе с его женой… которая сейчас.

— Тот самый? — спросила Галя без интереса. — Бывший?

Борис кивнул.

— Который с дивана не слезал? Который ее в больнице забыл? Который волосы чуть не поджег? Который за сигаретами уходил в тапках и возвращался черед неделю, да? — Галя ссыпала морковку в котелок. — Ты, значит, все это куролесил…

— Бог с тобой, — сказал Борис. — Ничего этого не делал.

Галя ухмыльнулась.

— Да я поняла.

Она принялась чистить лук. Ошметок упал в ведро с водой и закачался на поверхности. Галя осторожно сняла его двумя пальцами.

— Пора домой… по дочкам соскучилась, — она отодвинула нож и потянулась к нагрудному карману. — Хочешь, дочек покажу?

Борис бережно принял фотографию белобрысых кудрявых девочек, очень похожих на Галю — видимо, погодок, — обнимающих уродливых мишек.

— Зайцы мои, — потеплевший Галин голос завибрировал. — Как думаешь, неприятности будут?

Борис пожал плечами. Галя скомкала шелуху и крикнула:

— Клепа, воды не хватит!