Лирика. Автобиографическая проза

Я Страстью взнуздан, но жестокость шпоры
И жесткие стальные удила
Она порой ослабит, сколь ни зла,
И только в этом все ее потворы;

И к той приводит, чтобы въявь укоры

И муки на челе моем прочла,
Чтобы Любовь ответные зажгла
Смятенные и грозовые взоры.

Тогда, как будто взвидев гнев Зевеса,

Страсть-помыкательница прочь отпрянет, —
Всесильной свойствен равносильный страх! —

Но столь тонка души моей завеса,

Что упованья робость зрима станет
И снисхожденье сыщет в тех очах.

CXLVIII

Тибр, Герм, По, Адидж, Вар, Алфей, Гаронна,
Хебр, Тезин, Истр и тот, что Понт разбил,
Инд, Эра, Тигр, Евфрат, Ганг, Альба, Нил,
Ибр, Арно, Танаис, Рейн, Сена, Рона;

Плющ, можжевельник, ель и ветки клена

Палящий сердце не угасят пыл;
Лишь Дафны лист и берег, что судил
Сквозь слезы петь, — одна мне оборона.

В мучительном и пламенном бою

С Любовью — только в них исток отваги,
Хоть время понукает жизнь мою.

Расти ж, мой Лавр, над плеском тихой влаги,

Садовник твой, сокрытый в тень твою,
В лад шуму вод поверит мысль бумаге.

CL

— Душа, что деешь, мыслишь? Будет с нами
Покой и мир иль вечной жить борьбою?
— Что ждет — темно; сужу сама с собою:
Взор дивный скорбен нашими бедами.

— Что в том, раз ей дано творить очами

Средь лета лед и пыл огня зимою?
— Не ей, — тому, кто правит ей самою.
— Пусть! Но все видеть и молчать годами!

— Порой язык молчит, а сердце стонет

Пронзительно; лицо светло и сухо,
Не виден плач стороннему вниманью.

— Ум все же не спокоен, ропщет глухо,

Но боли — острой, стойкой — не прогонит;
Несчастный недоверчив к упованью.

CLI

Так не бежит от бури мореход,
Как, движимый высоких чувств обетом,
От мук спасенье видя только в этом,
Спешу я к той, чей взор мне сердце жжет.

И смертного с божественных высот

Ничто таким не ослепляет светом,
Как та, в ком черный смешан с белым цветом,
В чьем сердце стрелы золотит Эрот.

Стыжусь глядеть: то мальчик обнаженный.

И он не слеп — стрелок вооруженный,
Не нарисован — жив он и крылат.

Открыл он то мне, что от всех таилось,

И все, что о любви мной говорилось,
Мне рассказал моей Мадонны взгляд.

CLII

О смирный зверь с тигриною повадкой,
О ангел в человеческой личине, —
Страшась, надеясь, в радости, в кручине
Я скручен так, что и живу украдкой!

Отпустишь ли, удавишь мертвой хваткой,

Пожить ли дашь в когтях своей дичине, —
Все к одному — обречены кончине,
Кого Любовь поит отравой сладкой.

И не под силу обомлевшей силе,

Страдая, выстрадать, двоякость эту —
Остуду льда и пламена в горниле.

И хочет сжить она себя со свету,

Как та, которой и следы простыли;
Но нету сил. И смерти тоже нету.

CLIII