Лирика. Автобиографическая проза

Вкушает пищу разум мой такую,
Что и нектар меня бы не привлек,
Река забвенья в душу льет поток,
Лишь лицезренья красоты взыскую.

Слова моей возлюбленной смакую,

Записываю в сердце чернью строк,
Для воздыханий нахожу предлог,
При этом сладость чувствую двойную:

Так эта речь волшебная нежна,

Звучит подобьем райских песнопений,
О, этот голос — чудо из чудес!

В пространстве малом явлено сполна,

Сколь всемогущи мастерство и гений
Природы животворной и небес.

CXCIV

Любимого дыханья благодать[106]
Живит пригорки, рощи и поляны,
Зефир знакомый, нежный, мой желанный,
Возвыситься велит мне и страдать.

Спешу сюда, чтоб сердцу отдых дать.

Скорее! Прочь от воздуха Тосканы!
Тоска гнетет, как серые туманы,
Но мне уже недолго солнца ждать.

Оно мое, в нем сладость в изобилье.

Мне без него на свете жизни нет,
Но слепну я, приблизившись вплотную.

Укрытья не найти, мне б только крылья,

Погибелью грозит мне яркий свет:
Вблизи него горю, вдали — горюю.

CXCV

Года идут. Я все бледнее цветом,
Все больше похожу на старика,
Но так же к листьям тянется рука,
Что и зимою зелены и летом.

Скорее в небе не гореть планетам,

Чем станет мне сердечная тоска
Не столь невыносима и сладка,
Не столь желанна и страшна при этом.

Не кончится мучений полоса,

Пока мой прах могила не изгложет
Иль недруг мой ко мне не снизойдет.

Скорей во все поверю чудеса,

Чем кто-то, кроме смерти, мне поможет
Или виновницы моих невзгод.

CXCVI

В листве зеленой шелестит весна,
Но как ее дыханье жалит щеки,
Напомнив мне удар судьбы жестокий:
Ее мученья я испил до дна.

Прекрасный лик явила мне она,

Теперь такой чужой, такой далекий,
Сияли золотых волос потоки,
Нить жемчугов теперь в них вплетена.

О, как ложились эти пряди мило,

Распущенные — как они текли! —
Воспоминанье до сих пор тревожит.

В жгуты тугие время их скрутило,

Не избежало сердце той петли,
Которую лишь смерть ослабить может.

CXCVII

Дохнул в лицо прохладой лавр прекрасный:
Здесь рану Фебу бог любви нанес.
Я сам в его ярме, влеку свой воз.
Освобождаться поздно — труд напрасный.

Как некий старый мавр — Атлант несчастный,

Тот, что Медузой превращен в утес,
И сам я в путах золотых волос,
В чьем блеске меркнет солнца пламень ясный,

Я говорю о сладостных силках,

О той, что стала мукою моею.
Покорствую — не в силах дать отпор.

В ее тени пронизывает страх,

Как мрамор, я от холода белею.
Я камнем стал, увидев этот взор.

CXCVIII