Лирика. Автобиографическая проза

От Эбро и до гангского истока,
От хладных до полуденных морей,
На всей земле и во вселенной всей
Такой красы не видывало око.

Что мне предскажут ворон и сорока?

Чьи руки держат нить судьбы моей?
Оглохло милосердие, как змей,
Прекрасный лик меня казнит жестоко.

Любой, кто видит эту красоту,

Восторг и сладкий трепет ощущает,
Она дарует всем свой чистый свет,

Но, охлаждая пыл мой и мечту,

Притворствует иль впрямь не замечает,
Что я, страдая, стал до срока сед.

CCXI

Хлысту любви я должен покориться,
У страсти и привычки в поводу
Вослед надежде призрачной иду,
Мне на сердце легла ее десница.

Не видя, сколь коварна проводница,

Ей верит сердце на свою беду,
Во власти чувств рассудок как в бреду,
Желаний бесконечна вереница,

Краса и святость завладели всем,

В густых ветвях я пойман был нежданно,
Как птица, бьется сердце взаперти.

В то лето — тыща триста двадцать семь,

Шестого дня апреля утром рано
Вступил я в лабиринт — и не уйти.

CCXII

Во сне я счастлив, радуюсь тоске,
К теням и ветру простираю длани,
Кочую в море, где ни дна, ни грани,
Пишу на струях, строю на песке.

Как солнце мне сияет вдалеке,

И слепнет взор, и словно все в тумане,
Спешу я по следам бегущей лани
На колченогом немощном быке.

Все, что не ранит, привлечет едва ли.

Нет, я стремлюсь во сне и наяву
К Мадонне, к смерти, к роковому краю.

Все эти двадцать долгих лет печали

Стенаньями и вздохами живу.
Я пойман, я люблю, я умираю.

CCXIII

Такой небесный дар — столь редкий случай:
Здесь добродетелей высоких тьма,
Под сенью светлых прядей — свет ума,
Сияет скромность красотою жгучей.

Чарует голос ласковый, певучий,

Осанка так божественно пряма,
Во всех движеньях — чистота сама,
Пред ней склонится и гордец могучий.

Способен взор окаменить и сжечь,

И тьму, и ад пронзят его сполохи,
Исторгнув душу, в плоть вернут опять.

А этот сладкий голос, эта речь,

Где полны смысла и слова и вздохи! —
Вот что меня могло околдовать.

CCXV

При благородстве крови — скромность эта,
Блестящий ум — и сердца чистота,
При замкнутости внешней — теплота,
И зрелый плод — от молодого цвета, —

Да, к ней щедра была ее планета,

Вернее — царь светил, и высота
Ее достоинств, каждая черта
Сломили бы великого поэта.

В ней сочетал Господь любовь и честь,

Очарованьем наделя под стать
Природной красоте — очам на радость.

И что-то у нее во взоре есть,

Что в полночь день заставит засиять,
Даст горечь меду и полыни — сладость.

CCXVI