Лирика. Автобиографическая проза

Лишь образ чистый, ангельский мгновенно
Исчез, великое мне душу горе
Пронзило — в мрачном ужасе, в раздоре.
Я слов ищу, да выйдет боль из плена.

Она в слезах и пенях неизменна:

И Донна знает, и Амур; опоре
Лишь этой верит сердце в тяжком споре
С томленьями сей жизни зол и тлена.

Единую ты, Смерть, взяла так рано;

И ты, Земля, земной красы опека,
Отныне и почиющей охрана, —

Что ты гнетешь слепого человека?

Светил любовно, нежно, осиянно
Свет глаз моих — и вот угас до века.

CCLXXVII

Коль скоро бог любви былой завет
Иным наказом не заменит вскоре,
Над жизнью смерть восторжествует в споре, —
Желанья живы, а надежда — нет.

Как никогда, страшусь грядущих бед,

И прежнее не выплакано горе,
Ладью житейское терзает море,
И ненадежен путеводный свет.

Меня ведет мираж, а настоящий

Маяк — в земле, верней, на небесах,
Где ярче светит он душе скорбящей,

Но не глазам, — они давно в слезах,

И скорбь, затмив от взора свет манящий,
Сгущает ранний иней в волосах.

CCLXXVIII

Она во цвете жизни пребывала,
Когда Амур стократ сильнее нас,
Как вдруг, прекрасна без земных прикрас,
Земле убор свой тленный завещала

И вознеслась горе без покрывала, —

И с той поры я вопрошал не раз:
Зачем не пробил мой последний час —
Предел земных и вечных дней начало,

С тем чтобы радостной души полет

За ней, терзавшей сердце безучастьем,
Освободил меня от всех невзгод?

Однако свой у времени отсчет...

А ведь каким бы это было счастьем —
Не быть в живых сегодня третий год!

CCLXXIX

Поют ли жалобно лесные птицы,
Листва ли шепчет в летнем ветерке,
Струи ли с нежным рокотом в реке,
Лаская брег, гурлят, как голубицы, —

Где б я ни сел, чтоб новые страницы

Вписать в дневник любви, моей тоске
Родные вздохи вторят вдалеке,
И тень мелькнет живой царицы.

Слова я слышу... «Полно дух крушить

Безвременно печалию, — шепнула, —
Пора от слез ланиты осушить!

Бессмертье в небе грудь моя вдохнула,

Его ль меня хотел бы ты лишить?
Чтоб там прозреть, я здесь глаза сомкнула»

CCLXXX

Не знаю края, где бы столь же ясно
Я видеть то, что видеть жажду, мог
И к небу пени возносить всечасно,
От суеты мирской, как здесь, далек;

Где столько мест, в которых безопасно

Вздыхать, когда для вздохов есть предлог, —
Должно быть, как на Кипре ни прекрасно,
И там подобный редкость уголок.

Все полно здесь к любви благоволенья,

Все просит в этой стороне меня
Хранить любовь залогом утешенья.

Но ты, душа в обители спасенья,

Скажи мне в память рокового дня,
Что мир достоин моего презренья.

CCLXXXI