Любя необычайные черты…

Соседке по душе твоё терпенье
Средь образов унылой полосы,
В его же нраве скверное кипенье
Любить ей не даёт его красы.

Чело, возможно, впрямь у феи милой

Нуждается в подмоге лекарей,
Но красота становится постылой
При варварстве, сопутствующем ей.

Назло жене желая грешной встречи,

Счастливит он уходами не зря:
Вдвоём и вы тогда ведёте речи,
Влюбляетесь, иначе говоря.

«Не больно тщусь я к истине склоняться…»

Не больно тщусь я к истине склоняться:
Великое ли счастье – знать её?
На всех ей без конца распространяться,
А мне желанно частное, моё.

Серьёзного не стоит интереса,

Насколько верен я, насколько ты.
На точке своего противовеса
Мне видимой довольно правоты.

Чрезмерные печали непохвальны,

Где есть и драгоценная краса:
Мы в истинах устами тривиальны,
В ошибках уникальны голоса.

Муза

«Рывком еды полуденной лишила…»

Рывком еды полуденной лишила,
А мать её, сошедшая во тьму,
По-своему родного накормила
На чёрный день оставленным ему.

Но предали земле её когда-то

К его благополучию на ней —
Недаром он, о тёще помня свято,
Не злился зря на дочь её поздней.

Благодарил он око всеблагое

За горести из рода чепухи,
Ведь ясно, что возмездие другое
Вполне могли б иметь его грехи.

«Во мгле соседка старая шипела…»

Во мгле соседка старая шипела,
Что гордости лишаться ни к чему;
На свет его смотреть ей не велела,
Присутствием излишне льстить ему.

В общине швей приёмщица корила

За то, что, полумёртвая с лица,
Шитьё ручьями слёз она кропила
Без видимой причины, без конца.

Напомнила швея без явной жажды,

Что стоящий безумств и слёз её
Приёмщицей попользовался дважды,
А с ней два года знал одно жильё.

«Кипение хозяйки злоречивой…»

Кипение хозяйки злоречивой
Достойно ли реакции твоей?
Страдать от безответности брезгливой,
Самой себя стесняться втайне ей.

Царапины тончайшего соседства

Болезненно томят её всегда:
Предельно безэффектны ваши средства,
А смотришь – эффективны хоть куда.

Надежд я не питаю по-пустому

На быструю добычу своего,
Но замыслу, в убожестве смешному,
Во всей красе даётся торжество.

«Предстала та заснувшему на пире…»

Предстала та заснувшему на пире,
Которой тот являлся для венца,
Которой навсегда лишился в мире,
Но помнил о которой без конца.

Возникла тень её полусогбенно

С опущенной в ладони головой,
Но милый друг узнал её мгновенно,
Почудилась и милая живой.

С любовью, возгоравшейся дотоле,

Приветила, всей доле вопреки.
Взволнованный проснулся поневоле,
От счастья задыхаясь и тоски.

«Востребовал он издали голубку…»