Любя необычайные черты…

Заботилась она о блеске зала
С подружками немилого гнезда,
А мимо проходящему сказала,
Что в нём у ней виднеется нужда.

Где речь они держали без заминки,

Тая любодеяние своё,
В очах увидел он уней слезинки
И за руку сердечно взял её.

Волнение с трудом она гасила,

Твердя, что он – единый чудодей,
Не может ей помочь иная сила,
Придётся без него погибнуть ей.

«Спокойному держаться крайне странно…»

Спокойному держаться крайне странно
Губителей настроя своего,
Но, в крайности впадая постоянно,
Причудница пленяла дух его.

Правдивостью шокировала дикой

Не меньше, чем актёрством иногда;
Претя беспрецедентной горемыкой,
Сияла, как ярчайшая звезда.

Щедротами сердечного начала

В аду приумножая счастье дней,
Повсюду с ней мириться приучала
Мечтавшего не сталкиваться с ней.

Гадание

«Ты слово повторила мимолётно…»

Ты слово повторила мимолётно —
Соперница на то вспылила зря:
Собой владела ты бесповоротно,
По-прежнему с улыбкой говоря.

По мне же в юной речи всё нормально.

Чуждаться повторений ни к чему.
Что в голову приходит изначально,
Свободно молви другу своему.

Напевы повторяются подробно

Куплетами сладчайшей красоты,
Твоё же слово музыке подобно,
Где всех отрадней молодостью ты.

«Лишит она взаимного привета…»

Лишит она взаимного привета,
Без видимой охоты говоря,
А другу безразлична странность эта,
Но так оно слагается не зря:

Сама, не возымев усилий сложных,

Язык она находит общий с ним,
И незачем ему роптаний ложных
Опровергать умом ещё своим.

Идиллия без друга на досуге,

Как райское тепло без василька:
Хранятся розы, лилии в округе,
Его же нет – и на сердце тоска.

«Ты думаешь о ней в любую пору…»

Ты думаешь о ней в любую пору,
Как, видимо, не думал о живой;
Покорствуешь и призрачному взору
Таящейся подруги роковой.

Отринуты соблазны жизни пирной,

Пустынная возникла тишина;
Тебе в чаду комедии всемирной
Отдельная трагедия слышна.

Скорбя душой, ты помнишь ежечасно,

Безудержно кого забыли все;
Не с теми ты, чьё счастье сладкогласно,
Ты собственной доверился красе.

«Как отнеслась она к измене мужа…»

Как отнеслась она к измене мужа,
Спросил её суровый прокурор.
И трепетный цветок объяла стужа,
Сознания лишился мягкий взор.

Ей дали пить и на ноги подняться.

Промолвила бесхитростно она,
Что лекарю не следует являться,
Что речь её вполне воскрешена.

Тому, кого объемлет охлажденье,

Где всячески стараются лгуны,
Тот обморок усилил убежденье
В ошибке ей предъявленной вины.

«Немногое вобрав о горькой тризне…»