Любовные похождения шевалье де Фобласа

— Думаю, вы застанете его дома, мой друг. Он вернулся из России, разумеется, именно его я видел вчера в Люксембургском саду. Барон страшно расстроил меня. Знаете ли вы, что он был здесь раз десять, но все меня не заставал. Я дал такие точные указания!

— Розамбер, велите дать мне платье.

Мне выбрали из его платьев то, которое было покороче, и я помчался к дю Портаю, который и удивился, и обрадовался при виде меня.

— Ловзинский, — сказал я ему, — я препоручаю вам сына вашего друга, делайте с ним все что хотите, только согласитесь быть посредником между ним и его отцом! Согласитесь ли вы отвезти меня к барону?

— Сию же минуту, мой друг. Какое удовольствие мы ему доставим! Какое сладкое мгновение переживет мой дорогой барон!

По дороге Ловзинский сказал, что, получив ложные известия, совершенно бесполезно ездил в Петербург. Сочувствуя его горю, я все же невольно подумал: «Пока Дорлиска не будет найдена, меня не заставят на ней жениться».

Мы прибыли на место. Дю Портай попросил меня подождать в зале и позволить ему одному войти в спальню отца. Он сказал, что хочет принять эту предосторожность не для того, чтобы уговорить барона простить меня, а с тем, чтобы постепенно подготовить его к радости свидания с сыном.

Вскоре меня окружили слуги, обрадованные моим возвращением. Особенно бурно ликовал Жасмен.

Не прошло и двух минут разговора дю Портая с бароном, как отец воскликнул:

— Он здесь, мой друг, я уверен, он здесь! Пусть он войдет, пусть войдет!

Я подошел к двери. Она резко распахнулась, и полуодетый отец бросился в комнату; слуги почтительно удалились. Барон обнял меня и покрыл поцелуями. Я не мог вымолвить ни слова. Но вдруг отец, точно раскаиваясь в том, что выказал мне свою нежность, с нерешительным видом оттолкнул меня. Я бросился к его ногам и, протягивая ему кошелек, полный золота, сказал:

— Отец, вы видите, не нужда привела меня к вам!

Он снова крепко обнял меня, раз двадцать поцеловал и оросил мое лицо слезами.

— Да, именно об этом я подумал и лишь этого боялся, — признался он. — Мой дорогой сын, мой милый друг, значит, ты и вправду меня любишь? Мне тяжело было думать, что это не так. Фоблас, мой дорогой сын, ты и не знаешь, до чего это мгновение вознаграждает меня за все перенесенные страдания; однако, мой друг, когда-нибудь ты станешь отцом... Пусть же твои дети избавят тебя от мучений, которые выпали на мою долю!

Отец видел, что сердце мое переполнилось раскаянием, а рыдания мешали мне отвечать. Он вытер мое мокрое от наших слез лицо.

— Утешься, милое дитя, я больше не сержусь на тебя, верь, не сержусь! Да, ты покинул меня, но обстоятельства служили тебе оправданием! Много дней я пребывал в страшной тревоге, но ты вернулся по доброй воле! Я никогда не сомневался в доброте твоего сердца, а теперь, кажется, люблю тебя сильнее прежнего. Кто в твоем возрасте не делает ошибок? И кто бы мог лучше загладить свою вину? Какой отец может похвастать лучшим сыном? Мой друг, прошлое забыто, вернись в свою комнату, пользуйся всеми своими правами.

Дю Портай упал в кресло, он смотрел на нас с удовольствием, смешанным с печалью; мы слышали, как несколько раз он прошептал имя своей дочери. В порыве сострадания барон встал, подошел к своему другу, взял его за руку и сказал:

— Твоя дочь найдется, найдется, и мой сын... — Он не договорил и спросил меня: — Фоблас, вы откажетесь от Софи?

— От Софи, отец?

— Да, я требую этого, в этом отношении я всегда буду неумолим! Вы должны дать мне обещание не бывать в монастыре.

— Не бывать в монастыре?

— Мой сын, повторяю, вы должны дать мне это обещание.

— Ну, отец, раз вы уж непременно этого требуете, я даю вам слово, что никогда более не войду в монастырскую приемную.

— Именно этого я и требовал. Иди, мой друг, отдохни.

— Но Аделаида!..

— Да, она беспокоится. — Он написал несколько строк. — Вот название монастыря, в котором она теперь воспитывается, спеши, спеши к ней; ты не представляешь, как она обрадуется.

Я вернулся в свою комнату, переоделся и поехал к сестре. Аделаида очень жалела свою подругу, не догадываясь о ее счастье.

Затем я нанес визит Дерневалю и сообщил ему о перемене моего места жительства, а также объяснил причины, которые заставили меня вернуться к отцу. Он одобрил мое благоразумное решение на всякий случай сохранить за нами флигель и обещал в тот же день сообщить новость Доротее, которая не преминет передать ее Софи. Мы сговорились послезавтра ночью отправиться в монастырь, если будет «хорошая» погода. Известно, что лишь безлунные или дождливые ночи были для нас хороши; известно также, что в этом отношении путешественники и влюбленные никогда не сходятся во мнении.

10

В тот же вечер ко мне явилась Жюстина.

— Здравствуй, моя милая Жюстина, давненько мы не встречались с тобой наедине.

— О сударь, если бы мы не виделись с вами и пятьдесят лет, я все же попросила бы вас сначала выслушать меня. Маркиза...

— Ты, как всегда, премиленькая.

— Сударь, госпожа прислала меня...

— Госпожа уже знает, что я вернулся?