Я надеялся застать у себя Розамбера, которому жаждал рассказать о моем счастье. Жасмен сообщил, что граф действительно приходил, но что он не мог долго ждать. Один из его дядей, у которого он был единственным наследником, внезапно всерьез занемог; это принудило графа сейчас же уехать и похоронить себя в Нормандии, в имении дяди. Розамбер не мог сказать Жасмену, скоро ли он вернется, но просил меня приехать к нему на несколько дней в случае, если его изгнание затянется и если мне хватит на это смелости и меня отпустят мои любовные дела.
О, моя милая кузина, весь вечер я думал о тебе; на следующий день пасмурное небо обещало нам свидание; я поужинал с бароном, а потом, вместо того чтобы пойти к себе, спустился к воротам. Швейцар, наконец побежденный моей щедростью, не видел, как я вышел. Я отправился в глухую улицу, проходившую позади монастыря, где уже ждал Дерневаль вместе с двумя верными слугами, которые быстро привязали веревочные лестницы. Вскоре я обнял мою обожаемую кузину. Надо сознаться, что в эту ночь ей пришлось бороться со мною. Я не осмеливался стремиться к полному обладанию Софи, которую глубоко чтил и даже боготворил, но мне не терпелось получить от нее новые, драгоценные милости. Чтобы останавливать меня на каждом шагу, потребовалась вся стойкость моей добродетельной Софи. В четыре часа утра мы поцеловались на прощанье. Жасмен ожидал меня с ключом в руках и, услышав условленный сигнал, тотчас отворил двери нашего дома.
Три месяца я обманывал таким образом бдительного барона, он спокойно спал в то время, как моя Софи, которой приходилось бороться и со своей собственной слабостью, и с моей страстью, удивляла меня упорным сопротивлением; утром я уходил недовольный ею, а ночью возвращался, еще более влюбленный, чем прежде. Вдобавок ко всему она усиливала мои мучения, говоря, что и ей было бы не легче, чем мне, если бы она не находила награды в чистоте своей совести и в уважении своего друга.
Точно так же три месяца обманывал я ревнивую маркизу, которой посвящал дневные часы. Маркиза принимала меня то у своей модистки, то в домике в Сен-Клу, то у себя. Моя прелестная любовница, очарованная моим вниманием и, может быть, удивленная моим постоянством, по-видимому, боялась пресытить меня своей любовью.
Ее положение требовало заботливости и доставляло ей множество предлогов для постоянных отказов, которыми она разжигала мою страсть. Она жаловалась на расстройство желудка, на мигрень, на тошноту, а также говорила о множестве других недомоганий. Все это напоминало мне, что она будущая мать, и делало ее особенно милой для меня. Однако меня смущало, что стан госпожи де Б. оставался по-прежнему строен и соразмерен, я с нетерпением ждал полноты, которая должна была показать мне, что я действительно стану отцом. На крайне настойчивые вопросы, которые я время от времени задавал ей, маркиза отвечала, что, может быть, она ошиблась на один месяц, что у многих женщин на четвертом месяце стан остается строен и что ее плохое самочувствие и другие, более определенные признаки не позволяют ей сомневаться в своей беременности.
В первых числах октября вернулся Розамбер. Его дядя умер, оставив ему много хлопот из-за наследства. Нормандцы, по натуре склонные к сутяжничеству, чинили ему всяческие препятствия, но их милые дочки вполне утешили его. Узнав о беременности маркизы, он поздравил меня, но когда я рассказал ему, какие странные обстоятельства сопровождали запоздалое признание госпожи Б., он улыбнулся и покачал головой:
— Друг мой, тут есть кое-что неясное; мне кажется, опасения маркизы не должны вас беспокоить, в ее беременность верить нельзя! Если правда, что она, поссорившись с оттоманкой, отказалась от господина де Б. (на что я считаю ее вполне способной), я уверен, что, заметив первые признаки своего положения, она сделала бы все возможное, чтобы маркиз считал себя автором произведения, которому суждено появиться на свет. Итак, мне кажется, что она разыграла роль огорченной и встревоженной женщины, лишь желая растрогать ваше сострадательное сердце. Мой дорогой Фоблас, почему только через два месяца вам сообщили о том, что вы станете отцом? Разве это счастливое или ужасное событие не должно было интересовать вас с первого же месяца? Зачем надо было ждать второго? И заметьте: с того времени прошло еще три месяца! Три да два — пять. Она беременна пять месяцев, а еще ничего не заметно! Черт возьми, тут трудно обмануть любовника. Мой друг, уверяю вас, маленького шевалье не существует! Вся эта история выдумана для того, чтобы вернуть вас, растрогать и удержать. Впрочем, маркиза употребила неплохую уловку, это видно по тому, какой успех она возымела.
Замечания Розамбера показались мне убедительными, но мне было грустно расстаться с надеждой, которую я так долго лелеял. Я решил употребить все усилия, чтобы узнать правду.