Любовные похождения шевалье де Фобласа

— Нет, но маркизе не понравилось, что я упала на лестнице. Она не поддалась на обман. Когда я вернулась, маркиз подошел ко мне; кажется, он жалел меня, но маркиза сердито посмотрела мне прямо в глаза и сухо сказала: «Она заслуживала наказания; ведь она не спустилась тотчас, а осталась забавляться на лестнице». Больше она ничего не сказала, потому что маркиз не отходил от нее, но она сердилась на меня, и я боюсь, что завтра...

— Жюстина, если она тебя прогонит, приходи ко мне; я найду тебе место, однако с одним условием... Маркиза говорит, что она беременна уже пять месяцев...

— О, уверяю вас...

— Погоди; ты уже много раз уверяла меня, но сейчас не торопись с ответом. Рано или поздно я узнаю правду, и, если сегодня ты меня обманешь, я тебя брошу.

— Но, сударь... Если я скажу...

— Не бойся, я тебя не выдам. Так что же, Жюстина, это правда? Маркиза не ждет ребенка?

— Сударь, она уверила вас, что беременна, чтобы помириться с вами; это известие доставило вам такое удовольствие, что потом маркиза никак не могла решиться... Вы будете неправы, если рассердитесь; она делает все, чтобы только угодить вам!

— Да-да, Жюстина, если она тебя прогонит, я найду тебе место, а пока возьми вот это.

Я заставил ее взять десять экю151.

— Сделайте одолжение, ложитесь в мою постель.

— Детка, мне удобно и на стуле.

Жюстина настаивала. Увы, недобрая судьба преследовала меня! Я сказал Жюстине, что она, вероятно, устала больше меня, что кровать ей самой необходима, а я удовольствуюсь простым тюфяком, если она согласится уступить мне его на несколько часов.

Жюстина нехотя разложила на полу у камина свой сенник, бросила на него матрац, а сама упала на кровать, сильно отощавшую после дележа; субретка пожелала мне доброй ночи, нежно взглянула на меня и глубоко вздохнула. Сам не знаю почему, я также невольно вздохнул... Но что бы там ни было, я не пошел в кровать Жюстины, а бросился на матрац и, положив голову на руку, заменившую мне подушку, забылся сном. Предоставляю читателю решить, отвращение ли заглушило во мне желание или на этот раз нежная любовь восторжествовала над распутством.

Два часа я вкушал сладость столь необходимого отдыха, как вдруг меня разбудили ужасные крики: «Пожар, пожар!»

Я встал и протер глаза. Горел я, а кричала Жюстина, и кричала изо всех сил. Я приказал ей замолчать, затушил руками огонь, уничтоживший левую фалду моего камзола, бросил обратно в камин горевшую головешку, которая, подкатившись к сеннику, подожгла и его, и матрац; сорвал одеяло и простыни Жюстины, отбросил ее перину в одну сторону, а второй матрац — в другую и ударом ноги свалил деревянную кровать. Все это было делом одной минуты и произошло скорее, чем можно рассказать.

Тем временем люди, привлеченные криками Жюстины, прибежали к ее комнате и потребовали открыть дверь. Я чуть не потерял голову, узнав голоса моей прелестной возлюбленной и ее глупого мужа. Куда спрятаться? Кровати не было, не было также и шкафа; оставался только камин, я бросился к нему, а Жюстина подставила стул, чтобы я мог залезть в трубу.

— Откройте же, Жюстина! — требовал маркиз.

Жюстина, держа в руках стул, ответила, что огонь уже потушен.

— Все равно отвори, — приказала маркиза, — или я велю выломать дверь.

— Мне еще нужно одеться, — пробормотала субретка, не выпуская стула из рук.

— Завтра оденетесь! — в бешенстве завопил ее господин.

Прибежали все слуги, им велели выломать дверь. В это мгновение я влез в трубу и закрепился в ней. Жюстина отставила в сторону стул, подбежала к двери и открыла ее. Комната наполнилась людьми, которые все разом спрашивали, отвечали, ужасались, успокаивались, поздравляли один другого и не могли столковаться. В числе стольких голосов я расслышал высокий голос маркиза.

— Ах, эта дерзкая девчонка, она подожгла дом, всех напугала, разбудила маркизу и меня!

Маркиза велела выбросить из окна сенник и матрац, которые наделали столько зла, осмотрела комнату и увидела, что опасности больше нет.

— Разойдитесь, — велела она.

Слуги повиновались. Служанки, может быть, более из любопытства, чем из усердия, предложили ей свои услуги, но маркиза вторично приказала им уйти.

— Как вы могли поджечь дом? — сердито кричал маркиз.

— Погодите одно мгновение, — сказала ему маркиза, — пусть все уйдут.

— Что за беда, если кто-то услышит? Что за тайны?

— Разве вы не видите, она вся дрожит. И потом, неужели вы думаете, что можно нарочно себя поджечь?

— Вы все прощаете вашей Жюстине. Сколько раз я говорил, что она глупа, легкомысленна и дурно кончит. Я всегда видел в ее физиономии что-то безумное. Посмотрите, разве в ее лице нет растерянного выражения?

— Ну, Жюстина, — прервала его маркиза, — расскажи нам, каким образом...

— Сударыня, я читала.

— Прекрасное время для чтения. Ну, не безумна ли она?

— Сударыня, — продолжала Жюстина, — я заснула; свеча стояла слишком близко к матрацу.

— И он загорелся, — снова прервал маркиз. — Ну, это не чудо. А что же вы читали ночью?

— Сударь, — ответила хитрая служанка,— я читала книгу, которая называется... «Полный физиогномист».