Любовные похождения шевалье де Фобласа

Услышав шум, из-за куста вышла молодая девушка, которой я раньше не заметил. Сначала она направилась прямо ко мне, потом остановилась, будто испугавшись и удивившись, и закрыла лицо руками, прежде чем я приблизился настолько, чтобы ее рассмотреть. Я успокаивал прелестную незнакомку и, умоляя о помощи, целовал то одну, то другую ее маленькую ручку, которыми она закрыла свое личико и которые я силился оторвать от этого по видимости миленького личика, чтобы в него заглянуть.

— Монахиня! — произнес вдруг кто-то. — Значит, он переоделся в монахиню. Ах, негодяй, я отучу тебя увиваться за моей возлюбленной!

Обернувшись, чтобы посмотреть, откуда донесся голос, я ощутил нечто очень неприятное. Без уважения к моему платью, меня от души угощали палочными ударами, пока я не вытащил пистолет. Вы увидите, сумел ли я отомстить за свою поруганную честь.

На меня нападало трое. Едва я отступил на несколько шагов и показал им страшное оружие, враги опустили палки. Первому из моих противников было лет четырнадцать—пятнадцать. Я узнал в нем одного из тех милых мальчиков, одного из тех изящных жокеев21, которые величественно сидят на верху огромных кабриолетов, строят рожицы прохожим, обрызганным грязью, разлетающейся из-под колес экипажа их господина, и тонким голосом кричат «Берегись!», давя всех встречных. Я лишь мимоходом взглянул на второго. Это был один из тех рослых, дерзких и трусливых негодяев, которых роскошь отрывает от деревни. Мы, люди светские, платим им за то, чтобы они играли в карты и спали на стульях в наших передних, за то, чтобы они бранились, напивались и насмехались над нами в людских, а также за то, чтобы они тратили в кабаках деньги хозяина, а на чердаке обнимали горничных хозяйки. Третий привлек все мое внимание: он был одет просто и изысканно, небрежно и красиво; его манеры отличались благородством и грацией; даже испуганный, он не утратил достоинства. Я понял, что он господин двух других.

— Сударь, если вы осмелитесь сделать хоть шаг, если вы позволите себе двинуться, если ваши люди попытаются воспротивиться мне, я вас убью. Прошу вас, скажите: вы дворянин?

— Да.

— Ваше имя?

— Виконт де Вальбрён.

— Виконт, я не назову вам своего имени; поверьте лишь, что я не менее знатен, чем вы. Не знаю, окончится ли счастливо для вас приключение, начало которого было для меня столь неприятно. Вероятно, вы ждали кого-то другого, но оскорбили меня; вы, конечно, знаете, что оскорбленная честь требует крови. К несчастью, я тороплюсь и у меня лишь один пистолет, однако, если вам угодно, мы можем здесь же разрешить нашу ссору. Прошу вас прежде всего отослать вашего слугу и вашего ездового.

Де Вальбрён сделал знак, и слуги удалились. Я через секунду подошел к виконту и протянул ему сжатый кулак.

— Внутри несколько монет: чёт или нечет? Если угадаете, я отдам вам пистолет, и вы выстрелите в меня; если не угадаете, предупреждаю вас, виконт, вы погибли.

— Чёт, — сказал он.

Я раскрыл руку.

Он угадал.

— Прощай, отец! О моя Софи, прощай навсегда!

Вальбрён взял пистолет и воскликнул:

— Нет-нет, вы увидите вашего отца и Софи! — Он выстрелил в воздух и упал передо мной на колени. — Удивительный молодой человек, скажите, кто вы? Какое благородство, какая неустрашимость! Мне нет прощения за то, что я оскорбил вас. Но поймите, виной всему лишь случайность, и согласитесь простить меня.

Я попытался поднять его.

— Сударь, — продолжал он, — я не встану, пока вы не успокоите меня.

— Виконт, вы просите у меня прощения, подарив мне жизнь! Верьте, что я ничуть не сержусь и буду рад заслужить вашу дружбу.

— С кем имею честь говорить?

— Я не могу вам этого сказать, но я открою вам мое имя в более счастливое время. Позвольте мне уйти.

— Как, в платье монахини? Войдите в дом, я велю дать вам приличное платье, вы будете готовы через мгновение.

В самом деле, я не мог уйти в монашеском одеянии и потому, не раздумывая, принял предложение виконта.

Между тем виновница происшествия, молодая девушка, стояла в некотором отдалении и не говорила ни слова. Де Вальбрён позвал ее. Она подошла, по-прежнему закрывая лицо руками.

— Какая стыдливость, — сказал виконт, — как это мило! Вы понимаете, милочка, что меня вы не обманете такими ужимками... Я соглашался порой уступать вас моим друзьям, как это принято в маленьких домиках22, но мы условились с вами, что без моего разрешения вы не будете никому отдаваться, и вы понимаете, что ваш господин не желает быть соперником цирюльника. Раз он вам нравится, пусть он вам и платит. Сегодня же вечером мы простимся, мадемуазель Жюстина...

При звуке имени, которое столь сладко прозвучало в моих ушах, я прервал де Вальбрёна:

— Ее зовут Жюстиной? Как странно... Господин виконт, позвольте мне рассеять одно сомнение!

Он ответил, что это доставит ему удовольствие. Я подошел к молодой девушке и раздвинул ее чересчур усердные ладошки. Было уже достаточно светло; я узнал милую, круглую, смазливую мордашку, заманчивое воспоминание о которой порой смущало меня.

Фоблас. Это ты, малютка?

Жюстина. Да, господин де Фоблас, это я.