Любовные похождения шевалье де Фобласа

— Сударыня, — промолвил виконт наконец, придумав ответ на смущавший его вопрос, — в минуту волнения сетуешь на множество вещей...

— Ах, прошу вас, скажите, какую возлюбленную Фоблас...

— Я, как вам только что сказал шевалье, родственник маркиза де Б. Я обожал его жену...

— Его жену? Не говорите мне о ней, я ее ненавижу!

— Значит, вы неблагодарны, потому что она вас любит.

— Кто вам это сказал?

— Она сама.

— Она меня знает?

— Она имела удовольствие видеть вас и говорить с вами.

— Где это?

— Я не могу вам сказать.

— И все же она напрасно меня любит, потому что, повторяю вам, я ее ненавижу.

— Можно у вас спросить причину этой ненависти?

— Причину? Это опасная женщина.

— Так говорят ее враги.

— Она интриганка.

— Об этом кричат все придворные.

— Она недостаточно красива, чтобы о ней толковать.

— Да, так уверяют женщины.

— Кокетка.

— У нее нет недостатка ни в красоте, ни в уме. Может ли общественное мнение не приписать ей несколько любовных приключений?

— Несколько! У нее была тысяча возлюбленных!

— Вы можете назвать кого-нибудь?

— Еще бы! Я не бываю в свете, а между тем знаю трех ее любовников.

— Угодно вам назвать их имена?

— Граф де Розамбер.

— Он страшный фат, и она всегда это отрицала.

— Хорошо возражение! Фоблас...

— О, относительно него я не спорю. А третий?

— Господин де ***.

— Господин де ***? — повторила маркиза и мгновенно покраснела, а потом побледнела.

— Да, господин де ***, новый министр; она отдалась ему, чтобы добиться освобождения шевалье. Мои слова огорчают вас?

— Господин де ***! — повторила маркиза почти спокойно.

— Это огорчает вас? Вижу: вы все еще влюблены в маркизу.

— Господин де ***! Вот совершенно новое и неожиданное обвинение!

— Да, и эта интрига завязалась совсем недавно.

— А есть какие-то доказательства?

— Разве могут быть тому доказательства? Они не звали свидетелей.

— Однако, сударыня, вы утверждаете это?

— Да, все говорят об этой интриге.

— Все! Шевалье, вы тоже слышали об этом?

— Виконт, мне передавали такой слух, но я ему не верю.

— Это не имеет значения, — возразил он с недовольным видом, — вы должны были предупредить меня.

— Да, — заметила графиня, — ты мог оказать услугу человеку, просветив его насчет кокетки, которая его обманывает. Сударь, мне очень жаль, что вы попали в сети этой женщины, вы заслуживаете лучшей участи. Но вернемся к тому, что касается меня. Шевалье уже не внушает вам опасений?

— Внушает, сударыня.

— Вот как! — воскликнула графиня, глядя на меня. — Значит, он часто бывает у маркизы?

— Иногда!

— Вот как! Шевалье, вы бываете у нее? Значит, он еще влюблен в нее?

— Мне кажется, да, немного.

— Вот как! Шевалье, вы в нее влюблены?

— Однако, — продолжала маркиза, — вы не должны полностью полагаться на мои слова; я не беспристрастен и, может быть, сужу несправедливо.

— О, вы судите правильно, судите слишком хорошо! Фоблас, я сумею помешать вам бывать у этой кокетки и любить ее. Мы вас покидаем, — снова обратилась она к маркизе. — После сцены, которую вы видели, я не прошу вас молчать, но весьма рассчитываю на вашу деликатность, потому что всё в вас внушает мне доверие. Если бы в моем кабриолете было третье место, я с большим удовольствием предложила бы его вам. Сознаюсь, мне было бы приятно продолжить знакомство с вами. Приезжайте ко мне в Париж. Представив вас, шевалье доставит мне удовольствие; или нет, приходите одни; вам не нужны посредники. Приходите, прошу, и, если вам тяжело это слышать, я никогда не буду говорить дурно о маркизе, хотя она дурная женщина.

Мы двинулись в путь. Когда мы приехали в Круа-Сент-Уан26, — так называлась станция, где графиня наняла кабриолет, — я дал несколько луидоров кучеру, и он обещал хранить в секрете всё, что видел. Госпожа де Линьоль также нашла нужным купить молчание своего лакея Ла Флёра, которого ей пришлось сделать свидетелем своего путешествия до этой станции, а следовательно, и поверенным в тайну нашей любви.

Моя юная подруга осыпала меня ласками, незаслуженными упреками и вопросами, на которые я не мог ей ответить. Напрасно советовал я ей радоваться, что ее возлюбленный не был ни убит, ни ранен, ни принужден расстаться с ней, покинув свою страну; ее сердила тайна, которую я должен был хранить в силу данного мной честного слова. Она твердила, что мне не следовало ничего обещать.

Конечно, разговор обратился на виконта де Флорвиля.

— Он очень мил! — воскликнула графиня, с любопытством наблюдая за впечатлением, которое произвело на меня ее замечание.

— Да, очень.

— Он привлекателен.

— Очень.

— У него прекрасная фигура.

— Да.

— Очень красивое лицо.

— Очень.

— Голос нежный, как у тебя.

— Да.

— Однако его голос слишком высок: в нем чего-то недостает.

— Он еще очень молод!

— Конечно. Сколько ему? Шестнадцать?

— Самое большее.

— Все равно, — продолжала она с подчеркнутым восхищением, — он очарователен!

— Очарователен.

— Мне кажется, у него есть и ум, и сердце.

— Да, мой друг.

Я выражался кратко, боясь сказать слишком много, и притворился равнодушным, чтобы не возбудить подозрений графини.

— Да что же это такое! — воскликнула госпожа де Линьоль.

— В чем дело?