Любовные похождения шевалье де Фобласа

— Дело в том, что ваше хладнокровие приводит меня в отчаяние.

— Мое хладнокровие?

— Да, я делаю вид, будто обратила внимание на этого молодого человека, я расхваливаю его как могу, а вас это ничуть не волнует.

— Не вижу, почему бы это могло меня сердить.

— На это я и жалуюсь. Вы не выражаете ни малейшего беспокойства.

— Потому что, мой друг, я не вижу причины беспокоиться, — возразил я со смехом.

— Почему это? Почему бы вам не ревновать меня немножко. Ведь я ревную!

— Элеонора, повторяю тебе, мне незачем волноваться из-за виконта.

— Не смейтесь, я не люблю, чтобы смеялись, когда я говорю рассудительно. Скажите мне, почему виконт...

— Почему? Потому что он... ребенок.

— А вы разве старик?

— И потом я спокоен, оттого что испытываю к тебе уважение.

— Ах, уважение, уважение! Поменьше уважения, сударь, побольше любви! При мне часто говорили одну фразу, которую я раньше не понимала. Теперь, зная все, я нахожу справедливым: тот, кто сильно ревнует, сильно любит. Если хотите мне угодить, приревнуйте меня!

— Тогда утешьтесь, графиня: признаюсь вам, что, когда вы смотрели на виконта, мне было неприятно, я очень волновался — вы рассматривали его с таким вниманием...

— Вот, — она поцеловала меня, — вот это уже лучше! Так и надо было сразу же сказать. Но, Фоблас, не пугайся. Я восхищалась виконтом только для того, чтобы еще больше восхищаться тобою! Я говорила себе: этот молодой человек хорош, очень хорош, но мой возлюбленный лучше, во сто крат лучше. Лицо моего любимого так же прелестно, а сложен он гораздо лучше. В его чертах, в его осанке, во всем его существе есть что-то внушительное, горделивое, но в нем нет ничего пугающего, напротив, мне приятно на него смотреть. Ум, сердце! Разве у виконта может быть столько ума и сердца, сколько у тебя? Ведь ты целыми днями смешишь меня и время от времени заставляешь плакать, а когда я плачу, я особенно счастлива! Ты не смеешься над моими слезами, как другие, напротив, мой друг, ты меня утешаешь, горюя вместе со мной; ты умеешь плакать, умеешь! Успокойся же! По-моему, ты настолько выше этого молодого человека, насколько он выше всех других знакомых мне юношей. Скажи мне, твой отец любит виконта?

— Очень.

— Ну, так ему следовало бы выдать за него твою сестру, из них получится превосходная пара.

— Какая простая мысль, и почему она не пришла мне в голову?

— Однако я вижу одно препятствие: виконт очарован маркизой. К сожалению... Знаешь, почему я пригласила его? Я скажу, потому что ничего не могу скрывать от моего любимого! Он ревнует к тебе, потому что влюблен в маркизу. И он будет говорить мне, бываешь ли ты у нее.

— Отлично придумано!

— Конечно. Но меня не обманет ваша притворная веселость: вы смеетесь не от души. Мне всегда хотелось помешать вам бывать у этой дурной женщины, а случай дает мне в руки средство исполнить мое желание, и я никогда не успокоилась бы, если бы не воспользовалась им.

Между тем мы быстро приближались к Парижу, да, к Парижу, моя Софи, но утешься: мы направлялись также и в сторону Фромонвиля! Софи, я опять ехал к твоей сопернице, но прости меня: я мечтал о предстоявших мне наслаждениях меньше, чем о восторгах следующего дня. Я ожидал, что назавтра в объятиях моей жены наконец испытаю высшее и долгожданное счастье.

Возрадуйся же, моя Софи! Правда, в это самое мгновение я почувствовал поцелуй госпожи де Линьоль, и хотя эта ласка — награда за подмеченный ею глубокий вздох, — моя Софи, этот нежный вздох вырвала из моей груди мысль не о ней!

Мы оставили почтовых лошадей в Бурже, в той самой деревне, где я расстался с Жасменом. Лошади графини стояли на постоялом дворе; мы сели в карету и вскоре приехали в Париж. Читатель понимает, что Фоблас, одетый теперь, как ему следовало бы одеваться всегда, не мог, не переменив костюма, отправиться к госпоже де Линьоль, чтобы разыгрывать в ее доме роль мадемуазель де Брюмон. Итак, мы решили поехать к госпоже де Фонроз.

— Жестокие дети, — сказала баронесса, — откуда вы?

— Мы умираем от голода, — вместо ответа заявила графиня. — Дайте нам поужинать.

Нам быстро подали пулярку.

— Я в обеденный час поехала к вам, — сказала госпожа де Фонроз госпоже де Линьоль. — Там меня сильно встревожили, сообщив, что вы пришли в отчаяние от бегства мадемуазель де Брюмон и отправились за ней. Утром, — продолжала она, повернувшись ко мне, — господин де Белькур и мадемуазель де Фоблас навестили меня. И он, и она отправились во Фромонвиль, уверенные, что вы поехали драться на дуэли. Они не могли себе представить, чтобы что-то другое, кроме чести, могло помешать вам поспешить к вашей жене. Они оба трепещут за вас. Не стану скрывать: они будут испытывать самое смертельное беспокойство, если вы не присоединитесь к ним до завтрашнего полудня.

Графиня и думать забыла об ужине. Она прервала баронессу, объявив, что не позволит мне покинуть ее, и прибавила, что ее изумляет, почему госпожа де Фонроз, называющая себя ее подругой, решается давать при ней такие наставления ее возлюбленному. Баронесса ничуть не смутилась.