Любовные похождения шевалье де Фобласа

На этот раз его возмущали страшные видения, и оно оказалось более продолжительным. Когда я очнулся, было очень светло, и я чувствовал большую слабость. Я понял, что я в замке Гатине, я узнал комнату госпожи де Линьоль, кровать, на которой Фоблас провел со своей Элеонорой две ночи.

Теперь мадемуазель де Брюмон лежала в спальне, страдая от душевного и отчасти физического недуга. Стоя на коленях, закрыв платком глаза и склонив голову, справа от меня рыдал де Флорвиль. Слева я увидел женщину, не менее достойную жалости: мою Элеонору, с распущенными волосами, бледным лицом и закатившимися глазами. Смерть была в этих глазах! Элеонора скорее лежала, чем сидела на краю моей кровати, и говорила в слезах:

— Жестокий! Если бы он, по крайней мере, говорил только о своей жене! Но он стремится к самой ненавистной моей сопернице — он постоянно зовет эту госпожу де Б. Он зовет ее почти так же часто, как свою Элеонору. Увы, я думала, что мне предстоит бороться лишь с его любовью к Софи, я не думала, что он действительно привязан к маркизе. Как может он любить сразу всех? Я люблю лишь одного человека, я боготворю только его. Если бы неблагодарный на мою любовь отвечал таким же сильным чувством, мне не была бы страшна никакая женщина.

— О графиня, он у вас в доме, — прервал ее виконт, который наконец вышел из глубокого оцепенения. — Перед теми, кого вы называете вашими соперницами, вы уже имеете одно большое преимущество: вы будущая мать. И вскоре вы получите второе, еще более существенное преимущество: вы спасете ему жизнь. Он в вашем доме. Разве это не счастье?

— Да! — порывисто воскликнула графиня. — Жена подвергла бы его жизнь опасности, маркиза укоротила бы ее, я же его спасу! Возможно, мне суждено продлить его дни и скрасить их! Ему придется посвятить мне жизнь, потому что отныне она станет моей собственностью. Да, спасем его. Употребим это новое средство, чтобы добиться его любви, ибо все прочие бессильны; стянем новым узлом узы, соединяющие нас; пусть в сердце моего друга благодарность присоединится к любви, пусть она обеспечит мне его предпочтение, предпочтение заслуженное. Спасем его... Но в силах ли я его спасти? Что, если снова начнется лихорадка? Что, если в порыве ярости он, как это уже было недавно, снова захочет вырваться, выбежать из комнаты, чтобы устремиться к Софи или к госпоже де Б., которых он видит и слышит... Как я могу его успокоить, когда он сам приводит меня в отчаяние? Как мне удержать его, мне, слабой и измученной? У меня выдался тяжелый вечер, а за ним — тревожная ночь! Я устала! У вас, виконт, больше сил и присутствия духа, однако вы тоже пришли в уныние и утратили бодрость. Увы, неужели друг, как и его возлюбленная, лишится мужества? Боже, дай нам сил! Но я молю Тебя сжалиться над страстью, которую Ты осуждаешь! Осуждаешь? Нет, Ты не можешь быть несправедливым! Загляни в мое сердце и суди! Будь милосерден к слабой смертной! А что, если мои мольбы не будут услышаны? Что, если Фоблас умрет? Если так, на мою совесть, по крайней мере, не падет тяжесть вины... Его погубила его жена... нет, его недостойная возлюбленная, маркиза де Б. Правда, воспоминание о Софи наполняет его ужасным волнением, но и мысль о госпоже де Б. преследует его, мучит, воспламеняет... Мысль о ней сжигает его кровь, убивает его! Если Фоблас умрет, я пойду к этой дурной женщине, я скажу: «Твоя безумная страсть сгубила самое совершенное творение неба. Твоя злоба лишила меня того, кого я боготворила. Получи же возмездие за твои преступления!» И я убью ее, а потом пойду на могилу моего возлюбленного... Я не стану лить слез, я зарежу себя кинжалом...

Таким образом, в порыве горя госпожа де Линьоль открыла опасность моего положения. Мне казалось, что я спал беспробудным сном, а на самом деле я лежал в беспамятстве; мне казалось, что я видел сны, а меня терзали видения горячечного бреда.

Я чувствовал страшную слабость, я устал лежать в одной позе и, желая немного передохнуть, попробовал сесть. Увидев, что я пошевелился, мои сиделки бросились ко мне, схватили за обе руки и удержали в неудобной позе.

— Зачем хотите вы покинуть вашего друга? — сказала маркиза.

— Останьтесь! — крикнула графиня. — Останьтесь! Вы слышите меня?

— Элеонора, дорогая, любимая, я никуда не ухожу. Успокойся!

— Ах, — воскликнула она, целуя меня, — ты меня узнал? Останься. Я буду хорошо ухаживать за тобою, у тебя ни в чем не будет нужды.

Я обратился к маркизе:

— Я узнаю и вас, моя великодушная подруга, мужайтесь...

— Он все еще бредит, — заметила госпожа де Линьоль.

— Нет, — сказала маркиза, — он вполне пришел в себя. Он обращается к виконту, а говорит с графиней. Он смотрит на меня, а видит вас. Вот и жалуйтесь после этого!

— Который час, мой милый де Флорвиль?

— Полдень.

— Полдень! Графиня, вы известили моего отца? Вы посылали справиться о здоровье моей сестры?

— Посыльный с минуты на минуту будет здесь.

В это мгновение в коридоре послышались шаги: Ла Флёр вернулся из Немура. Графиня распахнула дверь и, едва слуга вошел, сейчас же опять закрыла ее.