Любовные похождения шевалье де Фобласа

— Силу? Вы не можете этого сделать. Я сама употреблю силу! На этот раз вы не у себя дома; я позову моих людей.

— Графиня, если бы мои решения не были приняты окончательно, того, что я только что услышал, было бы достаточно, чтобы сделать их бесповоротными.

— Неужели я вас обидела? Если так, то, конечно, против желания. Я говорю все, что приходит в голову. Все, что могло оскорбить вас, отнесите на счет моей несдержанности и вспыльчивости; право, в моих речах нет ни злости, ни умысла. Вспомните, что с вами говорит перепуганная женщина, почти ребенок, ваша дочь... Жена вашего сына — ваша дочь! О вы, которого я с таким удовольствием назвала бы отцом, не отнимайте у меня моего мужа!.. Нет-нет... я хочу сказать Фобласа... Я признаю, что он не мой муж! Не увозите Фобласа, барон, умоляю вас. Если бы вы знали, в каких муках я провела подле его постели страшные часы, сколько раз я дрожала за него. И когда мои заботы вернули ему жизнь, когда я начала возрождаться вместе с ним, вы окажетесь столь жестоки и неблагодарны, чтобы разлучить нас? Увы, если бы он умер, я была бы не так несчастна! Тогда я могла бы, по крайней мере, последовать за ним в тот же день, в тот же час, в ту же могилу! Барон, не увозите его. Может быть, вскоре вам придется раскаиваться в этом, но ваши сожаления будут бесполезны. Я чувствую и говорю, что в порыве отчаяния я могу... Вы не знаете, что может случиться! Не увозите его, сжальтесь над матерью его ребенка, да, — прибавила она, бросаясь перед ним на колени и обнимая его, — да, я умоляю вас, главное — пощадите моего ребенка.

— Что вы делаете, графиня? — ответил отец дрогнувшим голосом. — Встаньте.

— Ах, мое горе тронуло вас! — продолжала она. — Зачем же вы не поддаетесь чувству сострадания, зачем вы скрываете его? Не отталкивайте меня, не отворачивайтесь, скажите хоть слово.

Мой отец, действительно очень взволнованный, не мог говорить, но он сделал мне знак, который вмиг осушил слезы графини и наполнил ее гневом.

— Я вижу все! — воскликнула она, вставая. — Вы притворяетесь, будто вам меня жаль, а между тем предаете меня, вы злой человек, неблагодарный!

Тогда барон, сделав усилие, с трудом произнес:

— Сын мой, разве вы меня не поняли?

— Нет, — ответила она с жаром, — он вас не поймет, потому что он не коварный и не безжалостный человек.

— Шевалье, покиньте эту комнату.

— Берегись, Фоблас!

— Отец просит вас.

— Фоблас, возлюбленная умоляет тебя не покидать ее!

Барон, увидев, что я еще колеблюсь, твердым голосом сказал:

— Я вам приказываю!

Графиня, заметившая мой, по ее мнению, недостаточно непокорный вид, вскрикнула:

— Я запрещаю тебе!

Увы, кому повиноваться? О моя Элеонора, твой возлюбленный против воли огорчает тебя! Но может ли сын противиться приказаниям отца? Госпожа де Линьоль, с изумлением и с отчаянием увидевшая, что я поднялся и кое-как дотащился до двери, хотела подбежать ко мне — барон ее остановил. Она попыталась схватить шнурок звонка — но он удержал ее. Она надеялась, по крайней мере, закричать — он зажал ей рот рукой. И на то самое кресло, с которого я только что встал, Элеонора упала в обморок.

Я хотел вернуться, отец увлек меня за собой. Он предложил мне руку, мы спустились с лестницы. Я увидел в карете спрятавшуюся женщину и узнал в ней госпожу де Фонроз. Барон сказал ей:

— Нельзя терять ни минуты, бегите к вашей подруге: ей дурно. Мы не сможем дождаться вас. Останьтесь обедать у графини, а сегодня вечером попросите одолжить вам ее берлину.

Баронесса сейчас же ушла, и мы немедленно двинулись в путь. Мой отец долго сидел задумавшись, потом вздохнул и пробормотал:

— Бедное дитя! Бедняжка, как мне ее жаль! — Он перевел на меня свой растроганный взгляд и довольно твердым, хотя все еще дрожащим голосом, сказал: — Сын мой, я вам запрещаю видеться с госпожой де Линьоль.

В Немуре я обнял мою дорогую Аделаиду; ее печаль пробудила мои прежние сожаления. О Софи, я потерял тебя! Хотя госпожа де Линьоль с каждым днем становилась мне все дороже, я по-прежнему больше всех любил тебя.

Вечером к нам приехала госпожа де Фонроз. Она с большим трудом привела в чувство графиню. Ей пришлось употребить еще больше усилий, чтобы убедить ее остаться в замке и не следовать за нами, не устраивать бесполезных сцен. Баронесса, обращаясь к моему отцу, прибавила:

— Я думаю, что она дойдет до всевозможных крайностей, если вы не примете во внимание ее молодости и горя и не позволите шевалье хоть изредка бывать у нее и приносить утешение, которое даст графине силы жить дальше.

Я внимательно смотрел на отца, пока баронесса говорила. Его лицо не выразило ни гнева, ни одобрения. Я провел, как и следовало ожидать, очень беспокойную ночь.

8

На следующий день мы вернулись в Париж, где меня уже ждали три письма. Первое из них мне прислала Жюстина, второе написала моя Элеонора, относительно третьего вам, читатель, придется сделать то же, что сделал я, а именно: угадать, кто его послал.