— Ну так успокойтесь — я разделяю ваше мнение. Более того, я думаю, даже лучшие наши казуисты не заставили бы меня выполнить дикое и жестокое обещание, к тому же вырванное силой и обманом. Пусть мой героический противник гордится и наслаждается своей победой, я никоим образом не хочу вновь выходить на поединок с женщиной, чтобы отправить ее на тот свет, а самому бежать за границу. К тому же вы знаете, я не люблю крови, я ненавижу дуэли, и, право, мне кажется, если бы меня снова заставили драться, я предпочел бы смерть скуке повторного изгнания. Ах, мой друг, как долго тянулись дни нашей разлуки. Боже мой, как я тосковал в Англии! Как нестерпима эта хваленая страна. Поезжайте туда, если вы любите изменчивую философию, болтливую политику и лживые газеты; поезжайте в Англию, если вам угодно созерцать важных господ на боксерском ринге, народные фарсы — в двойном святилище закона*
, кладбище — в театре и героев — на виселице. Спешите в Лондон: вы увидите там наши манеры и моды, странно переиначенные и смехотворным образом преувеличенные неуклюжими макаками и неловкими куклами. Спешите туда, Фоблас, и попытайтесь переделать их повес, подобных механическим игрушкам. И может, вам даже удастся оживить их каменных женщин. Если вы, как новый Пигмалион, сподобитесь все же вдохнуть в них жизнь, вы вскоре пресытитесь победами без борьбы и наслаждениями без разнообразия. Какой безграничной благодарностью, какой бесконечной нежностью обременят вас англичанки! Да, держу пари, в объятиях этих женщин вы почувствуете пресыщение уже на вторую ночь. Что может быть холоднее красавицы, которой грации не подарили живости и жизнерадостности? Что может быть нелепее любви, не приправленной долей кокетства и непостоянства? Например, эта леди Барингтон — настоящая Венера, но... Я сегодня слишком устал, завтра я расскажу вам историю нашей бесконечной связи, которая продолжалась бы до сих пор, если бы я не приблизил ее конца новой и фривольной шуткой** 29. Шевалье, — Розамбер протянул мне руку, — мне было необходимо снова видеть вас... и Францию. Моя прекрасная родина, как я убедился, единственная родина удовольствий. Мы не имеем права судить наших пэров, зато, присутствуя при туалете хорошенькой дамы, мы каждое утро открываем дело по вчерашнему роману и завтрашней пьесе. Мы не громим нашего парламента, зато по вечерам решаем все вопросы в театрах и рассуждаем в клубах. Мы не читаем по тысяче газет в месяц, зато ежедневная скандальная хроника оживляет наши слишком короткие ужины. Сознаюсь, француженки славятся не благородством осанки и не достоинством манер, они обладают тем, чем люди не столько восхищаются, сколько увлекаются: станом, лицом и живостью нимф, свободой и легкостью граций, они рождаются с умением нравиться и внушать любовь. Правда, им можно поставить в упрек, что они не знакомы с теми сильными страстями, которые в Лондоне за одну неделю сводят в могилу романических героинь, зато они отлично умеют завязывать интриги и вовремя их развязывать. Они легкомысленно бросают вызов, хитрят, когда хотят укрыться, бесстрашно выходят на бой, отступают, чтобы заманить, ускоряют свое поражение, когда им нужно упрочить свою власть, и откладывают его, когда находят нужным поднять себе цену, снисходят с милой грацией, отказывают с негой и постоянно возбуждают желание, никогда не позволяя ему угаснуть. Очень часто они удерживают возлюбленного кокетством, иногда привлекают его путем непостоянства, наконец, безропотно теряют его или ловко от него отделываются, возвращают его себе в случае каприза, бестрепетно снова теряют или без шума бросают. Ах, мне нужно было снова увидеть мою страну! Да, с каждым днем я все более убеждаюсь, что только в моей стране можно найти любовниц одновременно ветреных и нежных, легкомысленных и разумных, взбалмошных и мудрых, застенчивых и дерзких, сдержанных и слабых, возлюбленных, которые обладают искусством ежеминутно являться в различных видах; оставаясь верными, они заставляют мужчину вкушать острое наслаждение в непостоянстве; женщин скрытных, лживых и даже немного коварных, опытных, остроумных и достойных поклонения, как госпожа де Б. И только счастливым жительницам Версаля и Парижа дано встречать молодых людей — модных без претензий, красивых без фатовства, угодливых без низости, непостоянных в силу случайности и соблазнителей в силу инстинкта, юношей с женоподобными лицами, но неутомимых и предприимчивых до дерзости, несмотря на скромный вид; только француженки находят победителей, которым безразличны время и место, пылкость и неприступность женщин; мужчин, которые овладевают ими с помощью сильных чувств: одной — благодаря своей веселости, другой — благодаря храбрости; юношей, побеждающих осторожную и пугливую Эмилию прямо в гостиной, куда в любую минуту могут войти; кокетливую Арсиною возле супружеского ложа, на котором дремлет ревнивец; невинную Зюльму в глубине узкого алькова, где только что задремала ее бдительная мамаша. Только у нас можно видеть молодых людей, обладающих самой экспансивной чувствительностью, в силу которой они в состоянии боготворить двух или трех женщин сразу, словом, любовников вроде Фобласа или... Господи, прости, я чуть было не сказал — Розамбера! Но я умолкаю, сознавая, что осквернил бы вышеупомянутые великие имена, если бы прибавил к ним мое недостойное имя.