Любовные похождения шевалье де Фобласа

— Действительно, пришлось употребить некоторые усилия. Однако надо отдать ей справедливость, потом она принялась за это дело так же горячо, как я. Вы и представить себе не можете, как настойчиво просила она нового министра.

— Говорят, она в добрых отношениях с новым министром?

— Необыкновенно. Они запираются на несколько часов. Моя жена замечательная женщина... Я хорошо знал это, когда на ней женился. Ее лицо обещало многое, и маркиза меня не разочаровала. Кстати, если вам угодно получить какую-нибудь должность, вспомоществование, привилегию...

— Чувствительно благодарен.

— ...вам стоит только сказать несколько слов. Госпожа де Б. поговорит с...

— Очень вам признателен.

— Однако поговорим о нас... Но вы меня не слушаете...

— Я смотрю вон на ту старую даму. Не маркиза ли это д’Арминкур?

— Я с ней незнаком.

— Да, это она... Маркиз, не будем смотреть в ту сторону.

— Понимаю, вам не хочется разговаривать со старухой.

— Совсем не хочется.

— Вернемся к прежнему вопросу. Итак, я освободил вас из Бастилии. И, кроме того, не был ли я уже достаточно наказан? Ведь вы жестоко ранили меня шпагой.

— Мне очень не хотелось вас ранить.

— О, это был превосходный удар! Знаете, я ведь думал, что не выживу.

— Даю вам честное слово, что я вечно сожалел бы об этом!

— Значит, вы на меня не сердились?

— Ничуть.

— Почему же в таком случае вы теперь не хотите меня простить?

— Я только этого и желаю.

— Шевалье, я восхищен.

— А вы, маркиз, значит, также простили меня?

— Простил ли? Но ведь, по словам моей жены, во всем этом деле вы были очень мало виноваты предо мной и перед ней... очень мало.

Разговор, который сначала казался невыносимым, теперь меня забавлял и возбуждал любопытство. Однако я понимал, что госпожа де Линьоль, весьма удивленная тем, что я уехал, ждет меня, сгорая от нетерпения. И если я не поспешу показаться ей на глаза, она может совершить непоправимую оплошность.

— Маркиз, мы помирились, вернемся же к экипажам.

— Здесь нам было бы удобнее разговаривать.

— Нам и там будет очень хорошо.

— Я же говорил, что его увлекла та хорошенькая особа! — воскликнул господин де Б.

Мы с маркизом подъехали к фаэтону госпожи де Мондезир, но все мое внимание привлекала владелица кабриолета, и, незачем вам говорить, она пришла в восторг, вновь увидев меня. Однако я сразу заметил, что ее беспокоило присутствие незнакомого ей человека. Госпоже де Мондезир также, очевидно, польстило, что я вторично присоединился к толпе ее обожателей. Узнав своего бывшего господина в том всаднике, который ехал рядом со мной, она чуть не расхохоталась и стала бросать на него многозначительные взгляды. Между тем маркиз продолжил свою мысль:

— Относительно маркизы и меня самого вы были очень мало виноваты. Всякий другой молодой человек...

— Не правда ли, маркиз, на моем месте всякий поступил бы так же?

— Конечно, зато во всем этом деле Розамбер вел себя непростительно. Мы до самой смерти не помиримся с ним. Дю Портай тоже не вполне безупречен.

— О да!

— Вы согласны со мной?

— Разумеется.

— В тот роковой день, когда я встретил вас всех в Тюильри, дю Портай должен был сохранить больше присутствия духа, отвести меня в сторону и объяснить, что честь и спокойствие целой семьи зависят от этой выдумки. Разве я мог догадаться?

— Нет, и никто бы не смог.

— Ваша сестра также недурно сделала бы, если бы шепнула мне на ухо словечко, но она боялась; естественно, ее отец был близко; вы же, шевалье...

— Ах, я!..

— Что вы хотели сказать?

— Нет-нет, говорите.

— После вас!

— Нет, маркиз, я вас перебил...

— Это ничего не значит; говорите.

— Нет, говорите вы.

— Я вас прошу.

— Я вас умоляю.

— Хорошо же! Вы, шевалье, ничего не могли мне сообщить. Вы не имели права говорить со мной о маленьких шалостях вашей сестры. Вам тяжело это слушать? О, я не стану болтать. Я дал честное слово, не сердитесь на маркизу! Она не из болтливости доверила мне вашу тайну.

— Я верю вам и считаю маркизу неспособной на неосторожность или предательство.

— Да, неспособной, именно так. Ветреность вашей сестры, и опасная шутка, подсказанная вам Розамбером, и последняя ложь дю Портая — всё вместе естественным образом скомпрометировало в моих глазах маркизу. Я обвинил мою жену... О, потом я раз сто просил у нее прощения и даже теперь каждый день упрекаю себя... Я подозревал мою жену, самую порядочную женщину на свете! Если бы ею руководили только принципы, можно было бы еще сомневаться, но в моей жене, — прибавил он очень тихо, — добродетель основана на том, что маркиза холодна как лед. Поверите ли, только из снисхождения ко мне госпожа де Б. время от времени дарит мне ночь, и это при том, что я ее муж и она меня обожает! И я ее подозревал! Для своего оправдания она открыла мне ваши маленькие семейные огорчения, которые мне были известны лишь отчасти.

— Значит, маркиз, вы не считаете, что я был обязан рассказать вам о маленьких проступках мадемуазель дю Портай?..

— Не говорите больше «дю Портай»; вы же видите, я посвящен в дело.

— Если вам угодно, мадемуазель де Фоблас.