Любовные похождения шевалье де Фобласа

— Две тысячи голосов! — воскликнул он с восторгом. — Но это меня не удивляет — я-то ведь очень известен.

Шум все усиливается. Боже мой, какой крик!

— Дело в том, что все эти люди очень рады, что мы вместе. Да, я по их физиономиям вижу, что они очень рады. Они счастливы, что мы помирились. Действительно, было так жаль, что самые...

— Маркиз, я тоже думаю, что они очень довольны, но поспешим уехать от них...

Вне всякого сомнения, народ был очень доволен, потому что громко хохотал. Теперь крики толпы, уже насмешливые, относились к маркизу де Б. Маркиз радовался, слыша смех, больше, чем я торжествовал, когда меня осыпали похвалами. Нехотя, но к восторгу моего собеседника, я следовал за человеческим потоком. Мне удалось наконец, впрочем, не без труда, отыскать маленький проход в плотной толпе наших почитателей. Я простился с господином де Б., но он, не пожелав со мной расстаться, поскакал вслед за моей лошадью. Другие всадники также поспешили за ним, но их, очевидно, интересовал не маркиз, потому что, вскоре обогнав его, они не стали останавливать лошадей. Некоторое время я надеялся оторваться, но когда после долгих и бесполезных поворотов заметил, что они почти меня нагнали, решил прибегнуть к более действенному средству, чтобы отделаться от нескромных преследователей.

Я обернулся; меня преследовали пажи; я насчитал около восьми человек.

— Господа, чем я могу служить вам?

— Позволить нам полюбоваться на вас и расцеловать, — сейчас же послышался ответ.

— Господа, вы очень молоды, однако, полагаю, вы благоразумны. Зачем же вы хотите посмеяться над человеком вашего круга, зная, что это может иметь неприятные последствия?

— Мы не шутим, — ответил молодой человек, говоривший за всех.

— Мы были бы в отчаянии, если бы вы обиделись, но, право, мы умираем от желания поцеловать мадемуазель дю Портай.

— Нет, — ответил другой, более разумный, — не мадемуазель дю Портай, а великодушного победителя маркиза де Б.

Слушая их, я осматривался кругом беспокойным взглядом и уже видел несносного маркиза. Он быстро приближался, а я дрожал за судьбу моего свидания.

— Господа, я не знаю мадемуазель дю Портай, и у меня мало времени; окончим дело; если вы непременно желаете все поцеловать Фобласа, я согласен, однако с тем условием, чтобы вы подождали, схватили и удержали под каким-нибудь предлогом всадника, который сейчас приближается. Вы окажете мне еще большую услугу, если предложите ему вернуться в Лоншан.

Пока я говорил, какой-то плохо одетый человек, которого я принял было за лакея одного из молодых пажей, подошел ко мне с таинственным видом. Несмотря на широкополую шляпу, надвинутую на глаза, я узнал в нем Депре, милейшего люксембургского доктора.

— Я не хочу вас целовать, но мне нужно сообщить вам, что госпожа де Мондезир просит вас на одно мгновение зайти к ней сейчас же.

— Госпожа де Мондезир? Да-да, понимаю!.. Мой дорогой, мне грустно, но я не в состоянии явиться к ней ранее, чем через два часа, передайте ей это!

Между тем мои шаловливые пажи обещали мне остановить и увлечь за собой несносного всадника, который был уже совсем близко. Расцеловав меня, они с сожалением смотрели, как я быстро удаляюсь прочь.

Мне следовало торопиться: госпожа де Линьоль находила, что время пролетает зря. Не успел я появиться, как она осыпала меня упреками.

— Мой друг, вы несправедливы. Разве я виноват, что эта женщина осмелилась...

— Да, виноваты; зачем вы водите знакомство с подобными женщинами? Зачем вы изменили мне с этой Мондезир?

— Ну, вы опять начинаете старую забытую ссору!

— Забытую? Да я в жизни не забуду, как глупейшим образом целовала руку этой дерзкой особы, которая теперь осмеливается хвастать...

— Вы ее наказали: вы обезобразили ее.

— Мне следовало ее убить.

— Было близко к тому: она упала из поломанного экипажа.

— Упала! — воскликнула графиня с беспокойством. — Боже мой, она разбилась?

— Нет, но...

Тут, чтобы окончательно успокоить графиню, я поспешил рассказать ей о несчастье, приключившемся с Жюстиной, и предоставляю вам вообразить, до чего мой краткий, но правдивый рассказ позабавил графиню, отдававшуюся смеху столь же неудержимо, как и гневу. Элеонора так хохотала, что чуть не задохнулась. Я сжал ее в объятиях, думая, что час примирения настал. Я ошибся: жестокая Элеонора оттолкнула своего возлюбленного.

— Вы всегда будете, — сказала она, снова предаваясь гневу, — самым неблагодарным из людей. Целый век я умираю от любви и нетерпения, а он между тем заставляет меня придумывать возможность повидаться с ним.

— Мой друг, я много раз бесполезно старался придумать, как встретиться с вами...

— Наконец я нахожу отличный способ, я мчусь на гулянье, которое меня не занимает, мчусь, чтобы видеть Фобласа. Он действительно приезжает, но лишь для того, чтобы ухаживать за двумя моими соперницами.

— Элеонора, клянусь тебе, ты неправа!

— И в довершение коварства жестокий устраивает так, что я попадаю между двумя моими смертельными врагами.

— Как, вы утверждаете, что и в этом я виноват?