Любовные похождения шевалье де Фобласа

— Да, лгун, постарайтесь убедить меня, что только в силу случайности экипаж маркизы де Б. ехал перед моим кабриолетом.

— Даю тебе честное слово, Элеонора...

— Эта госпожа де Б. хорошо сделала, уехав. Я видела ее. Еще минута, и я дала бы и ей, и вам памятный урок!

— Мой друг, если бы я приехал ради маркизы, я последовал бы за ее экипажем.

Элеонора подумала с минуту и обняла меня, но потом внезапно закричала:

— Нет-нет, я еще не успокоилась! Вы заставили меня ждать здесь целых полчаса, потому что вам хотелось поухаживать за госпожой де Мондезир.

— Нет, мой друг, меня задержал этот несносный всадник.

— Тот самый, который говорил с вами так оживленно, доставляя вам, по-видимому, огромное удовольствие своими словами?

— Удовольствие? Нет.

— О чем же говорил этот господин?

— О моей сестре.

— Он ее знает?

— Да, он наш родственник.

— Родственник? На этот раз я вам верю; я очень пристально всмотрелась в него, чтобы убедиться, не переодетая ли это женщина! О, теперь вам меня не обмануть, я буду очень осторожна.

— Кстати, друг мой, ты не видала твоей тетки?

— Нет, я видела только тебя. Зато вы, сударь, кажется, обращали внимание на всех.

— Я обратил внимание на маркизу д’Арминкур, потому что мне показалось, будто она заметила меня.

— К счастью для нас, — сказала графиня, — у нее глаза уже не пятнадцатилетней девочки.

— Элеонора, а вдруг она меня узнала?

— О нет! — воскликнула де Линьоль — Фоблас, это было бы ужасно, будем надеяться, что этого не случилось!

Графиня уже говорила со мною более мягким тоном, и вскоре я убедил ее в моей полнейшей невиновности. Тогда она стала с восторгом слушать мои клятвы, но тем не менее, к моему удивлению и огорчению, отказалась от доказательств моей страсти.

— Нет-нет, — сказала она решительным тоном. — Но ты плачешь, мой друг?.. О чем же?

— О том, что ты меня не любишь!

— Люблю, сударь, люблю больше жизни.

— Прежде ты никогда не отказывала мне...

— Да, тогда вы были здоровы. Ты плачешь? Какой ты ребенок!

И моя благоразумная возлюбленная заставила меня опуститься на колени и стала поцелуями осушать мои слезы.

— Фоблас, не плачь, мне больно... Послушай меня, мой друг. Я помню, как ты в моих объятиях потерял сознание... Твоя болезнь еще больше истощила тебя, ты только-только начал поправляться. Ты хочешь умереть? Тогда я тоже умру. Разве не жаль, что мы умрем оба, такие молодые, такие любящие? Ах, Фоблас, умрем лучше попозже, чтобы как можно дольше обожать друг друга. Вы смеетесь, сударь? Неужели я смешна, когда говорю серьезно? Опять?.. Неужели все, что я говорю, ничего не значит? Довольно, Фоблас, довольно, мой друг... Оставьте меня, сударь, оставьте; я рассержусь... Будьте же благоразумны... Фоблас, мой дорогой Фоблас, — прибавила она с чувством, поцеловав меня очень нежно, — право, мне нелегко бороться с собственным желанием. Если мне придется вооружаться еще и против тебя, не знаю, хватит ли у меня сил.

У моей обожаемой Элеоноры были все основания бояться за себя. Прошло несколько мгновений сладострастной борьбы, потом несколько мгновений полной неги тишины; наконец, немного отдышавшись, дрожащим голосом она сказала:

— Ты видишь, мой друг, ты видишь, что случилось, а между тем, когда я приехала сюда, я дала себе слово, что этого не будет, — и сейчас же она поклялась, что больше ни за что мне не уступит.

Раз я объявил читателю о ее поражении, мне следует сказать и о победе, одержанной моей любимой Элеонорой: несмотря на все мои усилия, мне не удалось еще раз поколебать целомудренные намерения моей трепетной возлюбленной.

— Мой милый друг, счастливые часов не наблюдают: нам пора расстаться.

— Уже!

«Фоблас, — сказала Элеонора, — вы нездоровы,будьте же благоразумны...»

— Если я запоздаю, мне не удастся сочинить де Белькуру правдоподобную сказку. Мое рабство...

— Погоди, одно мгновение, — воскликнула она со слезами на глазах, — мы расстанемся на три дня!

— На три дня?

— Завтра я уезжаю в Гатине.

— В Гатине, без меня? Зачем?

— Увы, без тебя. Твой отец... из-за твоего отца я умру от тоски! Как будет невесел этот праздник, а ведь, когда я надеялась, что мой любимый украсит его своим присутствием, я с таким наслаждением мечтала о нем.

— Элеонора, твои слезы причиняют мне боль и радость! Вытри их, нет, пусть лучше мои уста... Скажи, мой прелестный друг, что за праздник?

— Быть посреди тысячной равнодушной толпы и не видеть своего любимого!.. Стоять посреди народа, когда хотелось бы вопить в пустыне!

— Скажи же мне, что за праздник?