— Что же он ответил?
— Господин де Фоблас, это я отвечал, а он только вопил. Тогда, колотя меня, он крикнул: «Твой господин? Как его зовут, имя, назови его имя!»
— Ты назвал его?
— Нет, сударь, нет. Я скорее дал бы убить себя на месте...
— Хорошо же, я сам пойду и назову ему мое имя.
— Отлично! — воскликнул Жасмен, увидев, что я схватил шпагу. — Заколите его, как того маленького маркиза де Б., который так злился.
Я бросился на лестницу, но, к счастью, встретил господина де Белькура, и он задержал меня:
— Фоблас, куда вы спешите со шпагой?
— Он осмелился остановить моего слугу и побить его!
— Итак, вы, мой сын, — с большим хладнокровием заметил барон, — торопитесь отомстить за слугу, тогда как не спешили вступиться за любимую женщину? Значит, для того чтобы отплатить за оскорбление, которое касается только его, возлюбленный графини откроет врагу свое имя и погубит госпожу де Линьоль?
Столь справедливые замечания успокоили меня. Я позвал Жасмена и отдал ему шпагу. Барон, увидевший, что я все же хочу уйти, сказал:
— Нет, вернитесь в вашу комнату, мне нужно с вами поговорить. Друг мой, нам обоим необходимо развлечься: самое сладкое удовольствие доставит нам общество вашей сестры. Я послал за Аделаидой и рассчитываю, что она останется с нами до вечера пятницы.
— Почему бы ей не пожить в вашем доме подольше?
— В субботу мы уезжаем.
Отвечая так, де Белькур наблюдал за мною. Приближался час, в который я должен был узнать, каким образом маркиза де Б. удержит меня в Париже, а потому я постарался избежать объяснений, которых, казалось, ожидал барон.
— Да, в субботу... в субботу. Всего хорошего, отец.
— Останьтесь, через четверть часа придет ваша сестра.
— Отец, мне необходимо уйти.
— Сын мой, я хочу, чтобы вы остались.
— Отец, мне непременно нужно уйти.
— Повторяю: я хочу, чтобы вы остались...
— Самое неотложное дело...
— Сын мой, вы хотите меня ослушаться?
— Придется ослушаться, если мне не удается освободиться иначе.
— Хорошо же, я прибегну к силе.
Он вышел из моей комнаты и запер дверь на ключ.
— Ладно, вы прибегнете к силе, а я — к ловкости.
Я открыл окно и прыгнул во двор со второго этажа. Я почувствовал сильное сотрясение, однако с быстротою птицы помчался к баронессе де Фонроз.
— Несчастный! — воскликнула она. — Зачем вы пришли сюда? Сегодня утром капитан нанес мне визит. Знакомым вам вежливым тоном он спросил меня, что такое эта мадемуазель де Брюмон, которая постоянно бывает у графини, возбуждая в обществе множество толков и шуток. Не без труда удалось мне убедить страшного виконта, что поведение его юной родственницы меня не касается, что я не обязана давать отчет ему, господину капитану, и что он сделает мне одолжение, если я никогда больше его не увижу.
— Вы едете к Элеоноре?
— Нет, я сейчас послала к ней, чтобы посоветовать быть осторожнее, а главное — не приезжать ко мне; с большим сожалением я хотела послать и вам то же предупреждение. В данное мгновение я вас больше не удерживаю, потому что очень боюсь какой-нибудь новой злой выходки со стороны разбойника, который явился сюда так некстати. Шевалье, вы идете домой?
— Нет, а что?
— Я попросила бы вас сказать... Погодите одну минуту...
Она позвала слугу и шепотом отдала ему какое-то тайное приказание. Тогда я не обратил особого внимания на это роковое обстоятельство, но потом оно часто мне вспоминалось.
— Я хотела, — продолжала баронесса, — попросить вас... но вы можете исполнить мое поручение и позже... попросить вас передать барону мой привет, ведь, несмотря на то что мы поссорились...
— Совсем?
— Навсегда. Знаете ли, ведь эта ваша злобная госпожа де Б. — причина всех наших печалей.
— Вы воображаете, что это маркиза написала письмо моему отцу?
— А также виконту де Линьолю!
— Невозможно! Не могу...
— Как вам угодно, сударь, — очень сухо ответила баронесса. — Я же не сомневаюсь в этом и буду действовать сообразно моему убеждению.
— До свидания, баронесса.
— Не прощаюсь с вами, шевалье.
Неужели затруднительное положение, в котором мы все находились, внушало мне напрасные тревоги? Когда я шел от баронессы к домику на Паромной улице, мне показалось, что за мной следят.
Виконт де Флорвиль не заставил себя долго ждать.
— Милая маменька, вы надели английский фрак, в котором были тогда в Сен-Клу. Я всегда узнаю его...
— С некоторым удовольствием, — прервала она порывисто.
— Нет, с восторгом! Он напоминает мне...
— То, о чем следует забыть!
— Ах, нет, то, чего я никогда в жизни не забуду! Почему, скажите мне, вы так долго лишали меня счастья...
— Я ждала, чтобы вы наконец сами мне написали. Я не хочу надоедать вам.
— Надоедать! Разве вы можете...
— Не знаю... вы так заняты графиней... госпожа де Линьоль и умна, и очаровательна... Общество других женщин должно вам казаться скучным.
— Я нахожу великое наслаждение в обществе самой очаровательной из них.
— Да, самой очаровательной после Софи и графини. Право, шевалье, оставим комплименты. Расскажите лучше о ваших печалях.