Любовные похождения шевалье де Фобласа

Маркиза слушала с большим вниманием, иногда на ее лице появлялось грустное выражение, иногда некоторое смущение. Закончив длинный перечень моих затруднений и тревог, я не мог не сказать ей:

— Еще одно меня приводит в отчаяние: мне говорят, будто вы написали эти ужасные письма.

— Кто же обвиняет меня? Граф де Розамбер? Госпожа де Фонроз? Мои злейшие враги!

— Если бы они даже были вашими друзьями, я не поверил бы им. Моя прелестная маменька, каким образом вы помешаете мне уехать?

— Да, — повторила она озабоченным тоном, — да, мне приходится повторить: вероятно, Софи стала менее дорога вам.

— Менее дорога? Уверяю вас, нет, но мне необходимо остаться в Париже. Честь и любовь удерживают меня здесь.

— Честь и любовь! Любовь к госпоже де Линьоль, так?

— Милая маменька, скажите лучше, как вы удержите меня?

— Фоблас, из Версаля вы получите пакет; бумага, лежащая в нем, надеюсь, доставит вам удовольствие и вместе с тем изменит намерения господина де Белькура. Если же это не подействует, пришлите пакет обратно.

— А что будет заключаться в пакете?

— Вы получите его завтра утром, до тех пор я не удовлетворю вашего нетерпеливого любопытства.

— И вы не убеждены, что средство окажется верным? Маменька, вы не слушаете меня! Вы думаете о чем-то другом!

— Да! — воскликнула она, выходя из глубокой задумчивости. — Вероятно, вы очень любите графиню!

— Ах, очень!

— Больше, чем меня... то есть чем вы меня любили?

— Я не знаю... Я не могу...

— Больше, больше. Ваша неуверенность, смущение — все говорит мне это. Больше! — повторила она грустно.

— Действительно, Элеонора приобрела на мою нежность такие права, которых не было ни у кого... Но я вас огорчаю, моя прелестная маменька?

— Ничуть. Как я могу печалиться, слыша, что вы предпочитаете вашу возлюбленную вашему другу? Да говорите же! Каким образом она прибрела на вашу нежность такие права, которых не было ни у кого?

— Она беременна.

— Жестокий юноша! — запальчиво воскликнула маркиза. — Разве я виновата, что...

Госпожа де Б. не закончила фразы. Она не позволила мне упасть перед ней на колени и, боясь услышать мой ответ, закрыла мне рот рукой, которую я поцеловал. Ее взгляд смягчился, а лицо порозовело; наконец она поднялась со стула, собираясь уйти.

— Вы хотите меня покинуть?

— Я должна спешить, — ответила она, — у меня мало времени, все эти дни я очень занята. Прощайте, шевалье.

— Если вы запрещаете мне удерживать вас, до свидания, милая маменька.

Спустившись с лестницы, она сказала со слезами на глазах:

— Ах, невежа, он даже не спросит, в какой день ему прийти меня поблагодарить.

— Ах, простите, я был поглощен...

— Другими мыслями, конечно.

— Другими, да... но все же я думал о вас. Когда же, маменька, когда?

— Сегодня вторник... ну так... в пятницу. Да, мы увидимся в пятницу.

— В тот же час?

— Может быть, немного позже. Когда совсем стемнеет... Так благоразумнее.

Я вышел через четверть часа после виконта де Флорвиля, и мне показалось, что аргус, встревоживший меня, вновь следит за мной. Эти подозрения окончательно подтвердились, когда я заметил, что неловкий либо трусливый шпион тотчас переменил направление, увидев, что я иду к нему.

Я вернулся домой в полной уверенности, что капитан очень скоро явится ко мне.

— И вы не побоялись сломать ногу? — спросил барон.

— Отец, я был готов подвергнуть опасности даже жизнь! Зачем вы доводите меня до крайностей, которые могут иметь роковые последствия? Барон, знайте, в настоящую минуту я предпочту смерть послушанию. Отдавая себя снова в ваши руки, я заявляю, что всякое посягательство на мою свободу будет посягательством и на мою жизнь! Подумайте: опасности окружают несчастное и слабое существо, женщину, достойную любви, и вы как самый жестокий из ее врагов хотите лишить бедняжку последнего утешения и единственной поддержки. Вы заставляете меня бездействовать, отдать беззащитную ее преследователям и спокойно смотреть, как они будут готовить ее погибель! Барон, если вы опять запрете меня и если капитан явится за мной сюда, что, конечно, скоро случится, клянусь вам именем сестры, вашим именем и именем Софи, клянусь всем дорогим и святым для меня, никакие соображения не позволят мне защищать жизнь, которую ваша тираническая власть делает бесполезной для графини де Линьоль и ненавистной для ее возлюбленного! Итак, решайте мою судьбу, она в ваших руках.

— Мой брат исполнит то, что говорит! — воскликнула Аделаида. — Когда дело касается какой-нибудь женщины, он забывает о нас. Позволив убить себя, он совершит самое ужасное преступление; не запирайте его, отец, молю вас, не надо его запирать!

Пока Аделаида говорила, барон не спускал с меня своего опечаленного взгляда. Увы, я видел, что его глаза наполнились слезами. Сестра уже целовала руки отца, я бросился перед ним на колени.