— Что мне за дело до тетки! — воскликнула она. — Разве я пожертвовала моим богатством и репутацией для того, чтобы ехать с маркизой? Разве для этого я подвергла себя всевозможным страданиям? Но я вижу, что по мере приближения решительной минуты ваши колебания всё увеличиваются, вы колеблетесь не только при мысли об отце, не смерть маркизы де Б. вызывает у вас слезы. Неблагодарный, вы боитесь поселиться в месте, недоступном для Софи.
— Недоступном для Софи!
— Вспомните, я задумала наше бегство раньше, чем оно превратилось в необходимость. Вспомните, что не отчаянное положение вынудило меня искать убежища за границей. Итак, если вами руководит только желание укрыть меня от гнева родных, вы можете остаться здесь. Объявляю вам, что у меня много средств защититься от врагов.
— Много средств!
— Да, но не доводите меня до необходимости прибегнуть к ним. Если вы уже не любите матери, пожалейте ребенка. Не доводите меня до необходимости прибегнуть к этим средствам, — повторила она, бросаясь передо мною на колени. — Я слишком долго тешила себя надеждой посвятить тебе всю мою жизнь! Для меня было бы слишком ужасно сейчас покончить с ней, обвиняя тебя в жестокости.
Последние слова графини окончательно смутили меня. Не могу сказать, уничтожили мои ответы ее тревогу или, напротив, усилили, но я помню, что в продолжение всего этого долгого дня она была так же печальна и озабочена, как я. Время шло, я чувствовал, как мое горестное нетерпение и тайная борьба возрастают с каждой минутой; мое тело, как и дух, были в смятении. Я то и дело переходил из гостиной в комнатку Жасмена, и у всех я спрашивал, который час, и, не переставая, смотрел на часы. То мне казалось, что время летит, то — что оно тянется нестерпимо долго.
Когда уже начало темнеть, во двор въехала карета.
— Прости, Элеонора, мне необходимо принять гостей, через мгновение я вернусь к тебе.
— Гости! — воскликнула она.
Я не стал слушать дальше, я бросился в коридор. Жасмен ждал моих приказаний.
— Вернись к ней поскорее, не выпускай ее из комнаты.
Я быстрее молнии сбежал вниз, в передней я встретил самую прекрасную из женщин, которая еще похорошела за семь месяцев нашей разлуки. Она упала в мои объятия.
— Любимый, если бы я не верила, что этот счастливый день непременно наступит, я никогда, никогда не вынесла бы страданий!
Мой тесть обнял меня со словами:
— Мне грустно, что я не мог раньше дать вам обоим счастье.
Аделаида в порыве радости оспаривала у меня ласки жены, а отец, прижимая дю Портая к груди, проливал потоки сладких слез.
Мы все вместе прошли в комнату де Белькура. Я не сумею описать вам восторг Софи, восторг ее возлюбленного, невыразимое счастье сестры и наших отцов. Знайте только, что час пролетел как одно мгновение. Увы, знайте, что за целый час я ни разу не вспомнил о графине де Линьоль.
— Если не ошибаюсь, я слышу крик, — сказал барон.
— Крик, отец? Боже мой! А, это Жасмен учится кричать женским голосом! Я вернусь через минуту.
Я застал графиню в припадке ужасающего гнева.
— Наконец-то вы пришли! Разве я ваша пленница? Ваш дерзкий слуга осмеливается силой удерживать меня!
В то же время Жасмен говорил мне:
— Сударь, она хотела броситься из окна, вот почему я загородил его.
— У вас было достаточно времени для беседы с гостями, — сказала графиня, — я надеюсь, больше вы меня не покинете.
— Меня ждут ужинать.
— Слишком рано! Кроме того, вы сегодня не будете ужинать. Когда мы уезжаем?
— Мой друг, я прошу у тебя отсрочки на один день, всего на один день!
— На день, коварный!
Она бросилась к двери, но я удержал ее.
— Оставьте меня, — воскликнула она, — я хочу уйти!
— Ты погубишь себя!
— Я хочу спуститься вниз. Я хочу говорить с ней! Я хочу сказать, что ваша жена — я.
— Что ты говоришь?
— Обманщик! Я видела, как она вышла из кареты. Я ее узнала по фигуре и волосам. О, я узнала женщину, которую видела во Фромонвиле. Ах, как я несчастна! Ах, как она хороша! И, жестокий, ты просишь у меня отсрочки на день! Я останусь здесь, на чердаке, одна, с тоской, тревогой и ужасной ревностью в душе... А он с ней разместится в той самой комнате, в которой недавно... Неблагодарный! Я буду здесь, а он в объятиях соперницы... Ждать целый день? Ни часу! Послушай, Фоблас, — продолжала она с жаром, — ты любишь меня?
— Больше жизни, клянусь тебе.
— Тогда спаси меня. Говорю тебе, нельзя терять ни минуты, ты только одним способом можешь сохранить меня: уедем сейчас же.
— Сейчас?
— Да, уже темно. Спустимся вниз, сядем в фиакр, доедем до первой заставы, до первой гостиницы. Туда Жасмен приведет нам почтовую карету.
— Элеонора...
— Да или нет?
Я бросился перед ней на колени, она отшатнулась.
— Элеонора!
— Да или нет? — повторила она.
— Видишь ли, сейчас это невозможно.
— Невозможно! Хорошо же, коварный, запомни, ты убил меня.
Она прятала в своей правой руке короткие ножницы и ударила ими себя в грудь. Хотя я несколько поздно удержал ее руку, но все же уменьшил силу удара. Кровь хлынула из раны, и графиня потеряла сознание.