Любовные похождения шевалье де Фобласа

Произведение Луве включает элементы многоголосого эпистолярного романа, образцом которого являются «Опасные связи» Шодерло де Лакло. Письма, которыми обмениваются Фоблас и Софи, Фоблас и маркиза де Б., записки и послания сестры Фобласа Аделаиды, Ловзинского, графа де Розамбера и других персонажей играют ключевую роль в развитии событий и служат для характеристики героев. В финале повествование от первого лица полностью уступает место эпистолярному роману: письма барона де Фобласа, самого Фобласа и виконта де Вальбрёна сообщают читателю о заключительных событиях и судьбе основных персонажей.

Определенное место в романе Луве занимает песня, бывшая как самостоятельным жанром, так и составной частью музыкальной драмы. Умение сочинять песенки было такой же характерной чертой галантного человека, как и умение слагать стихи на случай. Мелодии для таких стихов черпались из уже известного фонда модных арий и популярных песен. Фоблас и Софи распевают сочиненные ими песни в моменты, которые подходят для лирических излияний, как это происходит в комедиях, комических операх и водевилях. В «Женитьбе Фигаро» Керубино поет сочиненный им романс на известную мелодию «Marlbrough s’en va-t-en guerre», изъясняя свои нежные чувства к графине.

Автор «Фобласа» умело использует многочисленные топосы романного жанра. Одним из наиболее устойчивых является топос переодевания, который неизменно присутствует в европейских романах, начиная с греческих. Юный Селадон, переодетый девушкой, — герой знаменитого романа О. д’Юрфе «Астрея» (1607—1608), ставшего настольной книгой французского дворянства; переодетые юноши — герои также восточной сказки К.-А. де Вуазнона «Султан Мизапуф и принцесса Гриземина» (1746), романа Ж.-Б. д’Аржана «Мемуары маркиза де Ст***, или Тайная любовь в монастыре» (1747), новеллы Ж. Казотта «Нежданный лорд» (1767), романа Р.-М. Лесюира «Французский авантюрист, или Мемуары Грегуара Мервея» (1782—1789). В ХVIII веке мотив травести актуализируется во Франции благодаря двум реальным персонажам. Аббат Ф.-Т. де Шуази (1644—1724) поведал о своих похождениях в женском наряде в «Мемуарах», опубликованных посмертно в 1727 году. В середине XVIII века прославился также шевалье Ш. д’Эон (1728—1810), дипломат и тайный агент Людовика XV, выдававший себя за женщину (см.: Rustin 1999: 21—50).

Переодетый в женское платье Фоблас составляет со своими возлюбленными пары, напоминающие живописные полотна Греза и Буше, у которых персонажи обоих полов словно сливаются в едином женственном облике. С маркизой де Б., переодетой виконтом де Флорвилем, он меняется ролями, выступая в пассивной роли соблазняемой девицы, тогда как маркиза усваивает мужские замашки. Размывание границ между полами является следствием феминизации французской галантной культуры: мужчины обретают женственность, поскольку именно женщины почитаются в качестве идеала, а женщины, будучи хозяйками салонов и арбитрами «хорошего общества», играют руководящую мужскую роль.

Помимо традиций французской аристократической культуры и литературы «Фоблас» вбирает также новые тенденции, характерные для 18-го столетия.

Определяющей для возникновения этих тенденций стала философия сенсуализма, которая была развита в трактате Дж. Локка «Опыт о человеческом разумении» (1690), овладела умами во всей Европе и нашла благотворную почву во Франции, где последователем и продолжателем этой философии стал Э.-Б. де Кондильяк. Выдвижение на первый план ощущений, чувственного опыта было воспринято французскими философами как реабилитация человеческой природы. Одним из первых пропагандистов философии сенсуализма становится Вольтер. Чувства воспринимаются как источник познания и стимул для развития личности. Статус истины обретает лишь чувственно познаваемое. В моду входят положительные знания, научный, рационалистический взгляд на мир, природа становится идеалом и нормой. Удовольствия и страсти, бывшие в христианской этике предметом осуждения, трактуются сенсуалистами как основной побудитель человеческой деятельности. В противовес христианской идее спасительности страдания активно разрабатывается философия счастья, причем понятие «счастье» материализуется. Счастливым оказывается состояние «естественного человека», «дикаря», не обремененного грузом метафизики. Проблематичность бессмертия души заставляет сосредоточить все помыслы на состоянии человека в данный момент, на его положении в обществе, среде его обитания. «Мираж бессмертия? Он как мираж в пустыне. | Мне день сегодняшний куда милей, чем он», — шутя, философствовал Вольтер (Вольтер 1987: 60). На смену человеку «метафизическому» приходит человек «эмпирический».