Любовные похождения шевалье де Фобласа

Но в особенности сентиментальный аспект характерен для польской сюжетной линии романа. Интерес к Польше обусловлен в конце XVIII века не только историческими связями этой страны и Франции (король Генрих III до своего восшествия на трон занимал одно время польский престол; женой Людовика XIV была полька Мария Лещинская; Франция поддерживала Польшу в ее борьбе с Россией во время трех разделов Польского королевства), но также вниманием к Польше со стороны Руссо, автора трактата «Соображения об образе правления в Польше и предлагаемые преобразования в сем правлении» (1772). Польша привлекала Руссо республиканским характером правления, поскольку король в этой стране избирался шляхтой, наделенной широкими полномочиями вплоть до права вето, а также сильно развитым национальным чувством и всенародным патриотизмом. Руссо, «гражданин Женевы», был склонен к созданию мифа маленькой независимой страны, жителей которой связывает живое патриотическое чувство. Республиканизм и патриотизм противостояли монархизму и космополитизму аристократии.

Польский эпизод составляет контраст со светским пространством «Фобласа», предлагая читателю аскетических персонажей, республиканские идеалы, фанатичный патриотизм, нешуточную любовь, приверженность семейным ценностям (см.: Tomaszewski 1990: 425—432). На смену веселым маскарадам и легкомысленным утехам приходят героические битвы и страдания. В истории Пулавского, Ловзинского и Лодоиски нет игровых элементов, это история, полная патетики, которая выводит на сцену мучеников свободы и жертв бурных страстей. Нагнетанию этих страстей и общему сгущению красок способствует использование топосов готического романа: действие переносится в замок коварного злодея, героиня заключена в мрачной башне, пламя пожара освещает руины, герои скитаются в дремучем лесу. В центре «ужасного» рассказа — добродетельная дочь польского патриота Лодоиска, ставшая «подлинным мифом» (Delon 1996: 31—32). Именно ее история окажется наиболее созвучной новым культурным тенденциям. В июле 1791 года на сцене парижского театра Фейдо ставится опера Л. Керубини на либретто К.-Ф. Фийетт-Лоро «Лодоиска». Спустя менее двух недель в парижском Итальянском театре представляется героическая комедия «Лодоиска и татары» на слова Дежора (наст. имя Ж. Эли Беден) и музыку Р. Крейцера, обошедшая затем театры Германии, Польши, Дании. На сюжет истории Лодоиски создаются оперы в Англии (1794) и Италии (1796). История Лодоиски послужит источником французских мелодрам 1804 и 1806 годов (Вольперт 1974: 270—274).

Польский эпизод публикуется во Франции отдельно под названиями «Лодоиска и Ловзинский» (Париж, 1798) и «Лодоиска, или Татары» (Авиньон, без даты), в Англии под заглавием «Любовь и патриотизм!, или Необычайные приключения г-на Дюпортайля» (Лондон, 1797).

Сам Фоблас испытывает, как он уверяет, невинную и чистую любовь к дочери польского борца за свободу и его преданной спутницы. Хотя Софи не отличается незапятнанной репутацией своей матери, именно ее образ в первую очередь обусловливает сентиментальное пространство романа Луве. Она носит имя идеальной подруги из трактата Руссо «Эмиль, или О воспитании» (1762). В конечном итоге именно польская составляющая трансформирует всю атмосферу «Фобласа». Чувствительная тональность вносит в роман чуждые галантной литературе серьезность и трагизм. Веселая игра оборачивается смертью и безумием. Подобно «Преступной матери» Бомарше, драме, следующей за двумя комедиями, в которой Керубино, виновный в соблазнении графини, умирает, заключительная часть «Фобласа» также завершается трагически (Delon 1996: 24). В итоге ставится акцент на новых ценностях буржуазной морали, утверждаются идеалы брака, семьи и добродетельной жизни.

Польский эпизод «Фобласа» предвосхищает также исторический роман. Несмотря на некоторые анахронизмы, писатель довольно точно воспроизводит основные исторические события (см.: Вольперт 1974: 270—274). В его рассказе действуют реальные личности: польский национальный герой Казимир Пулавский (Pulaski) и король Станислав-Август Понятовский. Поступки и судьба этих героев, как и вымышленных персонажей, Ловзинского и Лодоиски, обусловлены Историей. Романизированная История сохраняет свою логику.