Любовные похождения шевалье де Фобласа

Я вошел в кафе и увидел людей, очень серьезно обдумывавших шахматные ходы. Ах, они были менее сосредоточенны, задумчивы и печальны, чем я. Я сел было к одному столику, но волнение, кипевшее во мне, не позволяло мне оставаться на месте, и вскоре я стал большими шагами расхаживать по погруженному в молчание кафе. Один из игроков, подняв голову и потирая руки, громко сказал:

— Шах!

— Боже мой! — вскричал другой. — Королева потеряна, партия проиграна! Такая чудная партия! Да-да, потирайте руки! Вы мните себя Тюренном!90 А между тем знаете ли вы, кому обязаны счастливым оборотом дела? — Он обернулся в мою сторону. — Вот этому господину. Ему и никому другому! Да будут прокляты влюбленные!

Изумленный резкостью его обращения, я заметил недовольному игроку, что не могу понять...

— Вы не можете понять? Ну так посмотрите: шах незащищенному королю!

— Однако, сударь, какая связь?..

— Какая связь? Вот уже битый час вы кружитесь возле меня и говорите то «моя милая Софи», то «моя милая кузина». Я слушаю все эти нежности и делаю ошибки, точно ребенок. Сударь, когда человек влюблен, ему не следует приходить в это кафе!

Я хотел ответить, но он резко продолжал:

— Шах незащищенному королю! Нужно было закрыть его, это было единственное средство спасения! Противник воспользовался моей рассеянностью, вызванной вами. Такое поражение и такому человеку, как я! — Он опять повернулся ко мне. — Знайте раз и навсегда, сударь, что все кузины в мире не стоят взятой королевы... Если королева бита, пути к спасению нет! К черту жеманницу и ее слащавого любовника!

Из всех восклицаний рассерженного игрока меня особенно сильно задело последнее. Под влиянием вспышки гнева я направился к нему, но между мной и им стояла еще одна шахматная доска, я зацепился за нее пуговицей, она упала, шахматы раскатились по всему полу, а у меня появились еще два противника.

Один мне сказал:

— Сударь, вы когда-нибудь обращаете внимание на то, что делаете?

Другой воскликнул:

— Вы лишили меня выигрыша!

— Вас?! Да вы проиграли! — прервал его противник.

— Я выиграл, сударь.

— Эту партию я выиграл бы даже у Вердони!91

— А я у Филидора92.

— О господа, вы оглушили меня, я заплачу вам за партию!

— Заплатите? Вы недостаточно для этого богаты.

— Что же было ставкой?

— Честь.

— О, сударь, честь...

— Да, сударь, именно честь; я намеренно явился сюда, чтобы ответить на вызов господина... господина, который воображает, что ему нет равных. Если бы не вы, я преподал бы ему хороший урок!

— Урок? Да вам несказанно повезло, что неловкость этого господина спасла вас. В восемнадцать ходов я взял бы у вас королеву.

— Вам не удалось бы сделать и одиннадцати, через десять я поставил бы вам мат.

— Мат! Мат! Сударь, однако меня оскорбляют по вашей вине! — Последние слова относились ко мне. — Знайте же, сударь, по кафе «Регентство» нельзя бегать.

С места поднялся еще один игрок:

— Господа, господа, в «Регентстве» нельзя кричать, нельзя говорить. Что за шум?

Другие игроки тоже вмешались в ссору, и, так как я был всему причиной, каждый бранил меня, а я не знал, кому отвечать. Тут вошел Розамбер, с большим трудом извлек меня из кафе, и мы наконец ушли из Пале-Рояля.

Я отвел Розамбера в сторону и показал ему письмо Софи.

— И это письмо вас огорчает? — спросил он, прочитав его. — Да вы должны его расцеловать!

— Ах, Розамбер, теперь не время шутить.

— Я не шучу, мой друг, она вас обожает.

— Да разве вы не прочли записку?

— Прочел и повторяю: она обожает вас.

— Розамбер, здесь неудобно разговаривать, вернемся ко мне.

По дороге граф сказал:

— Софи перестала приходить в приемную как раз в начале вашей связи с маркизой. Тогда же у нее начались бессонница и то, что ваша сестра называет лихорадкой. Она хотела получить рецепт, косвенным образом она призналась в этом. Больше того, лекарство произвело прекрасное действие, потому что вчера в полдень мадемуазель де Понти почувствовала себя лучше. Итак, следует заключить, что вчера после полудня в монастыре произошло что-то особенное. Не сомневайтесь, мой друг: содержание этого письма есть следствие или хитрости барона, или наивности Аделаиды, или нескромности Персона. Впрочем, тон послания доказывает, что вы любимы. У молодой девушки даже вырвалось молчаливое признание. Она осыпает вас ужасными упреками за то, что вы вообразили, будто она любит вас; эта мысль для нее невыносима, но она ни разу не говорит, что вас не любит.

Слова Розамбера казались мне очень разумными, но на сердце по-прежнему было тяжело. У влюбленных безумные надежды легко сменяются безумным же отчаянием.

— Знаете, — продолжал граф, — ее славное письмо очень хорошо написано. Милая кузина не успеет написать вам и десяти раз, как ее стиль окончательно сформируется!

— Розамбер, до чего вы жестоки в вашей постоянной веселости.

Тут Жасмен вернулся от маркизы.

— Сударь, я говорил с Жюстиной; она заставила меня ждать довольно долго и наконец пришла и сказала, что маркиза премного благодарит вас за внимание, что вчера ей нездоровилось, а сегодня утром у нее началась лихорадка.