— Ваша сестра сначала с большим участием расспрашивала меня о вас. Она покраснела, когда я попросил передать ваше послание мадемуазель де Понти. «Скажите брату, — произнесла она, — что вчера Софи в порыве отчаяния мне во всем призналась, скажите, что я теперь лучше него понимаю болезнь кузины и даже прочитала ваш рецепт; теперь меня не удивляет, что барон рассердился. Подождите, я отнесу Софи письмо. Может быть, я слишком любезна, но мой брат печалится, моя добрая подруга страдает, а я думаю только о них». Через несколько мгновений она вернулась с запиской. Вручая ее, она со смущением спросила, когда вы придете. Я напомнил ей о запрете барона. Она же, зардевшись, заметила, что госпожа Мюних встает не раньше десяти часов, что барон тоже долго спит по утрам, а двери монастыря открываются ровно в восемь. «Итак, — сказал я, — завтра утром ваш брат...» Она меня прервала: «Да, завтра. И пусть не опаздывает».
Как долго тянулся день, какая смертельно бесконечная ночь последовала за ним! Раз сто мне хотелось остановить стенные часы и переставить стрелки на карманных. Наконец желанный час пробил, я полетел в монастырь. Аделаида пришла в приемную, Софи сопровождала ее.
— Ах, сестра, ах, мадемуазель!
Я схватил две нежные ручки и покрыл их поцелуями. Слишком взволнованная Софи была вынуждена опуститься в кресло.
— Вы причинили нам много печали, — промолвила она.
И я увидел, что ее глаза наполнились слезами. Как выразить сладость слез, которые проливал я!
— Вам плохо? — забеспокоилась Аделаида.
— Нет, сестра, еще никогда я не переживал более счастливого мгновения...
— А как же те, что вы провели с маркизой? — с дрожью в голосе спросила Софи.
— Моя милая кузина, моя дорогая Софи, неужели вы думаете, что я могу ее любить?
— Почему же вы так часто виделись с ней?
— Обещаю, что я никогда больше с ней не увижусь.
— О, если вы обманете меня!..
— Зачем ему обманывать тебя, дорогая? Если он любит тебя, то, конечно, не может любить эту госпожу де Б.
— Ты не знаешь, Аделаида...
— Напротив, я отлично знаю, что такое ревность: ты вчера сама мне рассказала. Я знаю, это чувство заставляет страдать, и оно неразумно. И зачем моему брату уверять тебя в любви, если он любит другую?
— А зачем он встречался с маркизой?
— Софи, клянусь, я стал обожать вас с первого же дня нашей встречи; вы, и только вы, заставили меня впервые почувствовать нежное и почтительное чувство, внушаемое невинностью и красотой, истинную любовь, чье пламя может гореть только для Софи. Вы, вы одна заставили меня узнать, что во мне бьется сердце. О, я всегда буду любить только вас.
— Если бы вы знали, как приятно вам верить!
Софи склонилась на грудь Аделаиды и поцеловала мою сестру.
— До чего твой брат походит на тебя: у него твои глаза, твой цвет лица, рот, лоб, — и она еще раз поцеловала ее.
— Право, — обиделась Аделаида, — прежде ты любила меня из-за меня самой; теперь, мне кажется, ты меня любишь только из-за него! И это называется любовью! Но сознаюсь, если вчера она казалась мне чем-то печальным, то сегодня представляется очень заманчивой. Брат мой, а когда вы женитесь на моей подруге?
— Барон уверяет, что я слишком молод; но если мадемуазель позволит...
— Почему вы называете меня «мадемуазель»? Разве я уже не ваша милая кузина?
— Да, вы хороши, милее, чем когда-либо, вы более чем прелестны! Если вы позволите, я переговорю с господином де Понти; я скажу ему, что обожаю его дочь, что его дочь избрала меня; я попрошу отдать мне вас в жены, соединить меня с Софи.
— Моего отца нет в Париже... Семейные дела... Я расскажу вам об этом, но теперь мне пора идти.
— Как, уже?
— Да, мне нужно вернуться раньше, чем проснется госпожа Мюних.
— Значит, завтра я буду иметь счастье...
— Завтра и каждый день...
— Нет-нет, так нельзя, нельзя! — воспротивилась Аделаида. — Это непременно заметят! Раз в неделю, мой брат.
— Но, — возразила Софи, — ты знаешь, как спит госпожа Мюних, когда выпьет, а пьет она очень часто.
— Как, моя милая кузина, ваша гувернантка?..
— Любит вино и крепкие ликеры — она немка.
— В таком случае я могу прийти сюда...
— Через три-четыре дня, — снова вмешалась сестра.
— Если бы вы стали появляться здесь чаще, вы навлекли бы на нас... — Софи вздохнула. — Увы, что, если нас разлучат?! Прощайте, мой дорогой кузен. — Она отошла, но снова вернулась. — О, прошу вас, не бывайте у маркизы!
— Забудьте о маркизе, мой брат, — попросила Аделаида. — Слышите? А если она приедет к вам, отошлите ее прочь.
Я обращаюсь к вам, семидесятилетние подагрики. Старость и болезни не всегда сковывали ваши члены, не всегда леденили ваши сердца! В былое время вы так же спешили на свидания: вы летели быстрее ветра и столь же быстро возвращались. Вы безусловно не можете этого не помнить, а следовательно, понимаете, что, когда я вернулся домой, мой отец еще спал.