Любовные похождения шевалье де Фобласа

— Прекрасно, виконт, но прежде всего отдадим наши долги.

— Фу, барышня, что вы такое говорите! Я прежде всего хотел бы перекусить.

Виконт де Флорвиль, изнеженный и женственный, только пощипал крылышко цыпленка. Мадемуазель дю Портай, очень плохо воспитанная, ела с аппетитом прокурорского писца.

Меня мучил штраф, который следовало заплатить. Я хотел поцеловать виконта.

— Сударыня, — сказал он, — нападать следует мне.

Он взял меня за руку, заставил встать из-за стола и хотел обнять, я с горячностью оттолкнул его.

— Виконт, оставьте меня, вы дерзки!

Виконт, более упрямый, чем предприимчивый, казалось, хотел похитить только один поцелуй, его очень забавляло мое сопротивление, и он смеялся. Вероятно, более привыкший обороняться, чем преследовать, он выказывал в нападении много ловкости и мало силы. Наоборот, мадемуазель дю Портай против обыкновения защищалась не слишком грациозно, зато с большой силой.

Вскоре утомленный де Флорвиль упал на диван.

— Это не девушка, а настоящий драгун! — воскликнул виконт. — Ее победит разве что Геракл! Как благоразумна природа: она создала женщин кроткими и слабыми. Да, всё к лучшему в этом лучшем из миров!130 Ну, хорошо, вернемся к обыкновенному порядку вещей: успокойтесь, бедовая девица. Я теперь только маркиза де Б. Виконт де Флорвиль уступает вам все свои права.

Я воспользовался позволением, не злоупотребляя им. Мы скоро сели за стол.

— Фоблас, вы, может быть, сочтете, что у меня странная фантазия, но, прошу вас, не откажите мне в одной просьбе.

— Разве я могу вам отказать? В чем дело?

— Мой добрый друг, подарите мне ваш портрет.

— Маменька, вы называете это странной фантазией? Ваше желание понятно, и я разделяю его. Не буду ли я нескромен, если попрошу ваш портрет?

— Нет, мой друг, но я хочу иметь портрет мадемуазель дю Портай.

— Понимаю! А вы дадите мне портрет виконта де Флорвиля?

— Вот именно.

— Милая маменька, завтра же я позабочусь об этом, и мы увидим, которая из двух миниатюр будет готова раньше.

— Конечно, ваша: вы не стеснены, Фоблас, я же буду дарить моему художнику очень короткие мгновения. Вы ведь понимаете, я не могу этим заниматься дома.

— Где же, маменька?

— У модистки... в знакомом вам будуаре. Я всегда оставляю там мое мужское платье в шкафу, ключ от которого хранится у меня.

— Как? Значит, вы переоделись сегодня утром в будуаре?

— Конечно, мой друг. Я сказала, что мне хочется подышать воздухом на Елисейских полях, и вместе с Жюстиной вышла из дома в утреннем платье. Мы отправились к модистке, и там совершилась метаморфоза; наемная карета отвезла меня в манеж, вот каким образом маркиза превратилась в виконта. Жюстину я отпустила на целый день. Вернувшись домой, я мимоходом замечу, что на Елисейских полях встретила графиню ***. Но, мне кажется, я слышу шаги Жасмена. Давайте проедемся, мой дорогой Фоблас, и вернемся сюда обедать.

Мы снова сели на лошадей и, сделав несколько больших кругов, около полудня очутились близ Севрского моста, переехали через реку и направились по большой дороге, ведущей в Париж. Очень красивый экипаж, запряженный четверкой, двигался нам навстречу. Перед ним скакал слуга на прекрасном коне. Блестящая карета была уже шагах в десяти от нас, когда маркиза внезапно повернула свою лошадь и быстрым галопом помчалась обратно по мосту. Я подумал, что ее лошадь понесла, пришпорил коня, чтобы последовать за ней, и в этот момент господин, сидевший в карете, выглянул из окошка и закричал:

— Мадемуазель дю Портай!

Это был маркиз де Б. Я поскакал за его женой, мчавшейся по полям. Жасмен ехал за мной, он крикнул мне, что за нами гонится слуга маркиза.

Вскоре я уже услышал, как наш преследователь понукает свою великолепную лошадь. Я повернул назад и, подскакав к усердному лакею, приветствовал его сильным ударом хлыста. Жасмен, горевший желанием поддержать своего господина, угрожающе взмахнул рукой. Бедный малый страшно удивился, получив такой сильный удар от молодой женщины, и его, по-видимому, удерживало уважение к моему полу и общественному положению, а также мысль об очень неравной борьбе: Жасмен готовился встать на мою защиту. Несчастный слуга не знал, на что решиться — уехать или защищаться, и ошарашенно смотрел на меня. Я помог ему прийти в себя, сказав резко, но женским голосом:

— Если ты, раб, осмелишься преследовать меня, я рассеку тебе лицо хлыстом, если же отстанешь, выпей за мое здоровье!

Он поймал монету, восхваляя мою силу и щедрость, и удалился так же быстро, как и прискакал.

Избавившись от преследователя, я стал искать взглядом маркизу. Она то ли придержала свою лошадь, то ли остановила ее, потому что была невдалеке. Мы скоро ее догнали. Я рассказал ей, как принял лакея маркиза.

— Мне пришлось поспешить, — сказала она, — я не сразу узнала лошадей и кучера.

— Маменька, почему же вы уехали, не предупредив меня?

— Потому что было уже поздно. Амазонка, которую знает маркиз, все равно выдала бы вас, и я хотела, чтобы он узнал мою спутницу...

— Я не вполне понимаю...