— Я не знаю, чем я успел насолить вам и вашей семье и меня это мало интересует. Череда событий, которая привела к сегодняшней ситуации, была не в моей власти, как и ни в чьей-либо еще. Теперь же, как бы вам ни было противно — и поверьте, я тоже не испытываю от этого особого удовольствия — мы должны работать вместе. Ради вашего сына и ради нас всех.
Альфард со злостью вернул палочку в футляр, больше всего желая, чтобы Малфой не принял этот жест за знак примирения. Он всем своим существом не хотел ему верить, но даже если все сказанное было правдой, это не могло реабилитировать его в глазах Альфард. Он никогда не смог бы простить ему, что тот привел невинную, не замешанную в этих мерзостях Нарциссу, в самую отвратительную клоаку магического мира. Прекрасная юная девушка в зеленом платье — и окруживший ее сброд, пялящиеся на нее подонки, выкрикивающие непристойности… Он никогда не сможет забыть эту картину — и весь волшебный мир тоже ее не забудет.
— Дядя Альфард, — негромко позвала она, и он посмотрел на нее с болью. Почему хоть кого-то нельзя было оставить незапятнанным? Почему по законам этой страшной игры каждый должен быть втянут в самое пекло, откуда не все смогут найти выход?
— Ей никогда ничего не угрожало, — глухо проговорил Люциус, — вокруг нас было два десятка наших сторонников, в том числе под прикрытием. Никто не собирался надеяться на моральные качества жителей Лютного.
Альфард проигнорировал его, обращаясь к племяннице:
— Зачем? Просто объясни мне, зачем тебя сюда понесло?
В глазах Нарциссы блеснуло чувство такой силы, что он готов был отшатнуться. До этого он не замечал, что в руках она по-прежнему держала перевязанный бечевкой коричневый пакет. Сейчас она принялась развязывать его, но руки ее дрожали, поэтому через несколько секунд она сдалась и разорвала его, так что содержимое посыпалось на пол.
Две буханки хлеба. Щедрая горсть орехов и конфет. Пузырек чернил и несколько дешевых перьев. Наливные красные яблоки. До смешного обычные предметы, но шестнадцатилетняя девочка перед ним указывала на них как на неопровержимые доказательства своей правоты. Ни в коем случае не оправдания — она ни перед кем не собиралась оправдываться.
— Неужели это так плохо? Ответь мне, что такого плохого в том, что раздавать детям яблоки и хлеб?! Я думала, что если папа с мамой не поймут меня, то хотя бы ты… Разве ты не видел, как они живут? У них же ничего нет, совсем ничего!
— Нарцисса, Мерлина ради! — он схватил ее за руки, не так, как до этого, пытаясь достучаться до нее, — неужели ты не понимаешь, что они хотят использовать твою доброту ради своей пропаганды? Темного Лорда не волнуют голодные дети — он собирает армию!
— Как это меняет тот факт, что этим детям нечего есть?!
Они застыли, глядя в абсолютные одинаковые серые глаза друг друга. Молодая девушка, казавшаяся сейчас на десять лет старше своих сверстников, и мужчина, вдруг почувствовавший себя глубоким стариком. Оба отчаянно искали способ показать другому то, что видели сами.
— Вы оба правы, — вмешался Малфой, и, не убери Альфард палочку, точно послал бы в него силенцио. — Нарцисса поступила достойно — и с такой смелостью, которой обладают немногие волшебники. Те, кто посмеют ее в этом упрекнуть, пожалеют.
Полный влюбленного восхищения взгляд, который бросила на юнца его племянница, сказал ему больше, чем любые слова.
— Но в нашем мире даже у самых светлых поступков неизбежно появляется дополнительный смысл.
— Кто приказал тебе втянуть в это ее? — потребовал Альфард.
Нарцисса вскипела:
— Хватит говорить обо мне, как о какой-то вещи! Я сама в состоянии решать, с кем мне общаться, за кого мне выходить замуж, какую сторону мне выбирать в войне! Я сама вызвалась, если тебе от этого станет легче!
— Тебе шестнадцать лет! — Альфард не мог найти слов, чтобы объяснить ей, насколько неправильно и аморально это было, что он просто пытался защитить ее от тех ужасов, что скрывались за стенами поместья ее отца.
По сравнению с двумя вошедшими в раж Блэками, Малфой был довольно спокоен.
— Никто этого не приказывал. Эта идея с раздачей хлеба давно была в планах, но нужна была подходящая фигура. Я ее отговаривал, видит Мерлин.
— Только не пытайся убедить меня, что все это вы устроили на своей личной инициативе!
— Мой отец дал согласие, — отчеканил Люциус, — кому отчитывается он, я не знаю.
Конечно, это все должно было прийти к Абраксасу Малфою. С его стороны этот поступок был еще более беспринципным. Впрочем, выгода для старшего Малфоя тоже была видна невооруженным глазом: после этого имя Нарциссы в общественном сознании будет навеки связано с Малфоями. Немногие бы решились разорвать невыгодную помолвку после такого.
В дверь постучали. Волшебник, стоявший на страже, неловко просунул голову внутрь:
— Мистер Малфой, они там уже заканчивают. Скоро народ будет расходиться.
И Люциус, и Нарцисса, смотрели на Альфарда в ожидании. Малфой заговорил: