Мадикен и Пимс из Юнибаккена

Подобное предположение настолько глупо, что тётушка Нильссон даже не отвечает. Но дядюшка Нильссон не унимается. Он должен знать, откуда у них в доме появились деньги, и наконец тётушка Нильссон сообщает:

— Я продалась доктору Берглунду.

Сначала надолго воцаряется тишина, но потом дядюшка Нильссон, опомнившись, рычит:

— Ты сошла с ума, я так и знал!

Тогда тётушка Нильссон начинает объяснять. Она достаёт газету и тычет указательным пальцем в какое-то объявление, отпечатанное чётко и ясно.

— Раз уж в Стокгольме могут так делать, то, стало быть, и я могу, — говорит она и рассказывает всем, что делается в Стокгольме.

Бедняки отправляются в больницы и продают врачам свои тела, а врачам эти тела нужны для того, чтобы резать их. Не при жизни, разумеется. Бедняки получают за это много сотен крон на весёлое житьё, а когда они умирают, докторам достаются их тела. Ведь надо же им как следует рассмотреть, что там у человека внутри, чтобы потом всё знать, когда они станут оперировать больных.

— Итак, я сделала благое дело, — произносит тётушка Нильссон. — Вот и дознаюсь напоследок, что ж это такое шкворчит у меня в животе и так сильно болит иной раз.

До дядюшки Нильссона начинает постепенно доходить, что тётушка Нильссон придумала нечто мудрое и хитроумное.

— Сколько ты получила? — интересуется он.

— Двести пятьдесят крон! Так что мне хватило деньжат и на котлеты, и на разные разности, и всё-таки много ещё крон осталось.

— Двести пятьдесят крон, спаси и помилуй! — ахает дядюшка Нильссон — В жизни бы столько не дал за старую мёртвую каргу.

И тут же похлопывает тётушку Нильссон по щеке.

— Да нет, за тебя дал бы, факт, — говорит он — Ты стоишь миллионы.

Даже если тётушка Нильссон и впрямь стоит так дорого, всё-таки она вполне довольна тем, что получила.

— Недурно за такое неказистое и неуклюжее старое тело, как моё, да теперь-то уж, понятно, и не моё, если быть точной.

Вот сейчас дядюшка Нильссон очень любит свою старушку, он так счастлив, так оживлён. Супруги сидят рядышком на диване, дядюшка Нильссон обнимает жену и поёт для неё:

 — Как голубок по вечерам
Летит в своё тихое гнёздышко,
Так я свою пристань ищу у тебя,
0, Лилия Мо-его Сердца,
О, Лилия Мо-его Сердца.

Потом Аббэ заводит граммофон и ставит пластинку «Приходи, Адольфина», а дядюшка Нильссон приглашает тётушку Нильссон на танец и танцует с ней так неистово, что она ударяется головой о дверной косяк.

— Эй, Нильссон, полегче! — предостерегает мужа тётушка Нильссон — А не то меня доставят к Берглунду раньше, нежели я предполагала.

Мадикен сидит в углу дивана и смотрит на них, но как бы ей хотелось быть сейчас за тридевять земель отсюда. Чтобы не видеть тётушку Нильссон. Ведь с ней случилось ужасное! Неужели никто, кроме Мадикен, не понимает этого? Страшно подумать, что тётушка Нильссон когда-нибудь умрёт, но в сто раз страшнее представить себе, как дядя Берглунд принесёт её к себе и начнёт резать и рассматривать, что там у неё внутри. Тётушка Нильссон постоянно твердит: «Единственное, на что может рассчитывать неимущий бедняк, так только на достойные похороны». И вот теперь у неё даже этого не будет. Мадикен в отчаянии. Теперь, когда она знает, откуда в семье Нильссонов появились деньги, ей хочется выплюнуть все съеденные ею телячьи котлетки и прочие яства. Несчастная, несчастная тётушка Нильссон, она наверняка пошла на такую сделку только потому, что бедность так беспомощна.

Но сейчас тётушка Нильссон танцует и веселится.

До тех пор, пока не раздаётся стук в дверь и в комнату не вступает фабрикант Линд. Мадикен ни разу его не видела, но она сразу же понимает, что это именно Линд, потому что у него такой вил, какой обычно бывает у тех, кто приходит забирать чужие комоды.

— Дау вас здесь настоящее веселье, — произносит он сурово.

— А то как же, надо ведь иногда поразвлечься да поплясать со старушкой, — откликается дядюшка Нильссон — А вы зачем пожаловали?

— Ты знаешь зачем, — говорит Линд — И ещё ты знаешь, что сейчас начнётся опись твоего имущества, ведь наверняка своих денег я, как и прежде не раз бывало, не получу.

— Всё, что угодно, только не это, — возражает дядюшка Нильссон. И выуживает из кармана брюк две смятые бумажки по сто крон — Так вот в чём дело! Ты, стало быть, не веришь, что Э. П. Нильссон — настоящий мужчина? Не веришь, что он может заплатить эти жалкие гроши? Ха-ха, да ты вовсе не знаешь Э. П. Нильссона, вот так-то!

Как только фабрикант получает свои деньги, он тут же торопится убраться восвояси. Но дядюшка Нильссон провожает его до самого крыльца и ещё раз напоминает ему, что за мужчина Э. П. Нильссон. Чтобы Линд, не дай бог, никогда бы этого не забыл.

Потом становится тихо. И вдруг дядюшка Нильссон кричит:

— Идите все сюда, если хотите увидеть что-то интересное!

Тётушка Нильссон выходит к нему на крыльцо, следом за ней — Аббэ и Мадикен. Дядюшка Нильссон указывает в небо.

— Смотрите!