Мадикен и Пимс из Юнибаккена

И вот теперь Линд взял да и заявил, что придёт как раз сегодня вечером за своими двумястами кронами. Если же он их не получит, то устроит «взыскание судебным порядком и опись имущества». О таком ужасе Мадикен никогда прежде не слышала. А. поскольку у дядюшки Нильссона нет двухсот крон, то, значит, вместо денег могут забрать его комод. Не удивительно, что он так сердится! Ведь комод — самое дорогое, что у него есть, да это и единственная изящная вещь из всей домашней меблировки. Когда-то комодом владела прапрабабушка Аббэ, та, которая оставила рецепт кренделей.

— Пеняй на себя, — говорит тётушка Нильссон — Мы могли бы и не быть такой жуткой голытьбой, если бы ты не разбазаривал каждый наш грош вместе с теми лоботрясами из «Весёлой Чарки».

«Весёлая Чарка» — это маленький шумливый кабачок, куда дядюшка Нильссон частенько захаживает выпить, услышала однажды Мадикен от Линус-Иды.

Но лучше бы тётушка Нильссон не говорила таких слов. Потому что если дядюшка Нильссон и был сердит раньше, то всё же его прежний гнев — пустяк по сравнению с тем, что происходит с ним. сейчас.

— И зачем только я женился на таком Злодиолусе? — вопит он, ударяя себя по лбу.

Тётушка Нильссон сидит на диванчике в кухне и читает газету, а дядюшка Нильссон смотрит на жену так, словно перед ним по меньшей мере змея.

— Неужели и впрямь не нашлось болвана, который захотел бы жениться на тебе до того, как ты притащилась сюда и выскочила за меня замуж? — удивляется он.

— Да нет, был один, — спокойно отвечает тётушка Нильссон.

Дядюшка Нильссон прямо дрожит от гнева.

— Почему же ты тогда не вышла за него?

Тётушка Нильссон смеётся:

— Именно это я и сделала!

Она имеет в виду, что дядюшка Нильссон как раз и оказался тем самым болваном, а такое слышать он не желает.

— Никто не смеет называть меня болваном в моём собственном доме! — рычит он.

И начинает натягивать на себя пальто и шляпу, собираясь уходить. Хорошо, что он уходит, думает Мадикен, потому что ей так страшно, когда люди ссорятся.

— Ты куда? — спрашивает тётушка Нильссон мужа.

Нет, вы только подумайте, она ещё осмеливается спрашивать!

Дядюшка Нильссон строго смотрит на неё.

— Сколько раз можно повторять, что умная жена никогда не задаёт мужу подобных вопросов?!

— Да уж конечно, не задаёт, — говорит тётушка Нильссон — Ну что ж, привет твоим собутыльникам из «Весёлой Чарки»!

Мадикен перепугалась бы ещё сильнее, если бы Аббэ не стоял спокойно рядом и не месил бы тесто. Его нисколько не волновало, что дядюшка Нильссон сердится. Но вот тесто готово, Аббэ кончает его месить и теперь тоже хочет кое-что сказать.

— Знаешь, папаша, ну вот, к примеру, умный мужчина, ну разве он затеет без причины склоку и дрязги с собственной женой, а? Разве затеет?

Какой мужественный поступок, думает Мадикен, глядя на Аббэ. Дядюшка Нильссон уже держится за дверную ручку, но тут он оборачивается к своему чаду и горестно качает головой.

— Сын мой, умный мужчина никогда не женится, запомни это, пока ещё не поздно.

— Да-а, ты и впрямь глуп, бедный мой папашечка — с сожалением произносит Аббэ. И дядюшка Нильссон уходит.

Тётушка Нильссон грустит, но всё-таки оправдывает дядюшку Нильссона. Она всегда так поступает.

— Жаль мне его. Ведь комод — самое красивое, что только есть у нас в доме, потому отец так на меня и осерчал.

— Не, — возражает Аббэ, — самое красивое, что только есть у нас в доме, это ты, мамулечка. Даже если ты иногда тоже делаешь глупости.

— Да, я и впрямь глупая, — соглашается тётушка Нильссон. — И ленивая, — добавляет она, подумав. — Хотя не такая уж ленивая, как наш папаша.

И она снова погружается в газету. Газету тётушка Нильссон получает бесплатно от папы Мадикен и читает её от корки до корки.

— У тебя умный папа, дитя моё, — говорит она Мадикен — И, поди ж ты вот, понимает бедняков.

Но потом тётушка Нильссон, кажется, замечает в газете что-то особенно интересное, потому она и не произносит больше ни слова, а лишь читает, читает и читает.

Мадикен с Аббэ идут взглянуть на комод, который стоит в горнице. Он такой красивый и блестящий, с мраморной пластиной.

— Прощай, комодик, — говорит Аббэ, и вид у него совсем не весёлый.

Потом он показывает Мадикен своих кроликов. Они живут у него в клетке перед дровяным сараем. Два кролика. Мамаша и Папаша — так Аббэ окрестил их. Папаша — коричневый, а Мамаша — серая. У них скоро появятся детишки, чему Мадикен очень рада.

— Знаешь, только как-то странно вышло, — объясняет Аббэ — Детишки-то будут у Папаши, а не у Мамаши. Расскажи об этом твоему папе. Неплохая бы вышла статейка для его газеты. А заголовок можно дать такой: «Чудо природы во дворе у Аббэ Нильссона».

Мадикен с сомнением спрашивает, а может, Аббэ неправильно окрестил кроликов и надо просто переокрестить их заново, так, чтобы Папаша стал Мамашей, а Мамаша — Папашей. Но об этом Аббэ и слышать не хочет.

— Окрестил так окрестил. Что бы ты сказала, если бы твой папаня взял да и переокрестил тебя заново в Карла-Фредерика?