Мадикен и Пимс из Юнибаккена

Когда Лизабет понимает, что сестра задумала надеть сандалии вопреки маминому запрету, она так пугается и восхищается, что от затаённого смеха у неё начинает булькать в горле.

— Тыс ума сошла! А вообще-то ума у тебя и не было! говорит Лизабет.

Но Мадикен не боится. Ведь мама ни о чём не узнает. К её приходу Мадикен уже заснёт, а чистые, красивые, новые сандалии будут стоять на полу рядом с кроватью. Ничего страшного. не случится, если она наденет их сегодня.

К майскому костру с девочками идёт Альва. Она не знает о мамином запрете, И поэтому за калитку Юнибаккена Мадикен выходит в том самом наряде, в каком и представляла себя. Зелёная шёлковая шапочка, красный пиджачок и новые сандалии, да, действительно, на рыночный вал направляется Гордая Дева Юнибаккена, которой будет дивиться весь город!

На валу к их приходу уже черно от народа, и первым Мадикен замечает, конечно же, Аббэ, которого, по-видимому, не пригласили в хорошее общество, тем лучше для него. Потому что в таком пиджаке, в каком Аббэ сюда пришёл, в хорошее общество вообще-то не ходят. Пиджак Аббэ велик, зато удачно прикрывает сзади заплатки на брюках — в этом его единственное достоинство. Но Мадикен безразлично, как одет её друг. Она считает, что он и так очень красив: светлые голубые глаза, белокурые волосы, торчащие во все стороны из-под кепки. Аббэ стоит на площади совсем один, и Мадикен радостно подбегает к нему.

— Как дела? — спрашивает Аббэ.

Напрасно Мадикен ждёт, чтобы он заметил её сандалии. Не помогает и то, как она переминается с ноги на ногу, стараясь привлечь к сандалиям внимание друга.

— Тебя что, блохи кусают? — вот и всё, что говорит Аббэ.

Да и никому другому тоже, кажется, дела нет до той удивительной обновки, которая красуется на ногах у Мадикен.

Наконец трубочист зажигает костёр. Потрескивая, он разгорается. Языки пламени вздымаются всё выше и выше в весеннее небо, люди ликуют, кричат «ура», а мужской хор поёт: «Ах, как майского солнца пре-е-красна улыбка!»

Любимая песня Мадикен! Особенно ей нравится тут один перелив, от которого просто замирает сердце. Огонь, песня и весенние сумерки — как сказочно прекрасно, чуднои печально может быть всё это! Мадикен до краёв переполнена чем-то. Чем? Она и сама не знает. Чем-то таким, что и названия-то не имеет.

Да ведь это та жизнь, которую она в себе чувствует, и в то же время не только жизнь, а что-то ещё. И вдруг она понимает — что именно. Раскаяние! Сандалии — чепуха, когда сама жизнь так велика, удивительна и прекрасна. Теперь Мадикен это чувствует и так раскаивается, что готова зареветь. Как она могла ослушаться маму? Завтра непременно надо попросить у мамы прощения! Но как ей дожить до завтра? Ей надо сознаться сейчас же, немедленно, хотя бы Альве. Альва умеет утешить, когда надо.

Но Альва и Лизабет разговаривают с трубочистом. Мадикен прохаживается поодаль, поджидая, пока Альва освободится. Она пытается не наступать в грязь, но грязь почти везде: мама, как всегда, оказалась права. Мадикен озабоченно смотрит на свои сандалии. И тут появляется Мия, её одноклассница. Уж она-то всегда заметит, во что люди одеты. Мия оглядывает Мадикен с головы до ног и фыркает.

— А-а, сандалии! Хороши, как кошачье дерьмо в молочном супе!

За спиной у Мии стоит её младшая сестра Маттис, ей тоже не хочется отставать от Мии.

— А-а, сандалии… — начинает она, но Мадикен не даёт Маттис докончить. Ей самой хочется сказать пару слов Мии, которая только и делает, что дразнится.

— Ах ты, соплюшка, тебе что, мешают мои сандалии? — вместо предисловия произносит Мадикен.

Мия не отвечает, а лишь презрительно хмыкает.

— И шёлковая шапчонка, — продолжает она — Только домой ты в ней не вернёшься. Не надейся!

И, слегка потянув за шапочку, Мия насаживает её Мадикен прямо на нос. Подобного обращения Гордая Дева Юнибаккена не в силах стерпеть, не дав сдачи. Мия получает такой удар в грудь, что, попятившись назад, шлёпается прямо в грязь. Не долго думая, она дёргает Мадикен за ногу. Мадикен тоже шлёпается навзничь. Теперь уже обе они сидят в грязи, сердито уставившись друг на друга. И тут Мия совершает ужасное: проворно хватает свою противницу за ногу и срывает с неё сандалию. Мадикен не успевает остановить Мию, и та швыряет сандалию прочь. Сандалия описывает в воздухе широкую лугу и падает куда-то очень далеко в толпу.

Мадикен ударяется в рёв.

— Я убью тебя! — орёт она.

Но прежде чем Мадикен успевает исполнить своё обещание, её коварная одноклассница вскакивает на ноги и уносится стрелой вместе с Маттис, скачущей за ней по пятам. Мия не на шутку трусит и не желает больше объясняться с Мадикен.

Мадикен с трудом поднимается, бледная от злости и отчаяния. Как она теперь найдёт сандалию и как вернётся домой, если не найдёт её, и что скажет мама, если завтра утром у кровати будет стоять только одна грязная сандалька?

Плача и прыгая на одной ноге, Мадикен пробирается к Альве.

— Неслыханное дело! — ахает Альва, узнав печальную правду о запретных сандалиях и злодеянии Мии.