Мадикен и Пимс из Юнибаккена

— А почему бы и нет, — вмешивается в разговор дядюшка Нильссон, глядя на сидящую в кухне жену свою, такую толстую и неуклюжую, заплаканную и счастливую, и вдруг в глазах его мелькает какая-то мысль.

— Да тебя ведь, матушка, этаким манером можно и на будущий гол снова продать, когда Линд придёт за своими деньгами.

Но тут в разговор вступает Аббэ:

— Нет уж, папаша, на будущий год мы лучше продадим тебя. Если только сумеем найти покупателя.

МАМИН ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ

Каждый год в день маминого рождения папа ведёт всю семью к фотографу Бакману. А когда Бакману разными удивительными шутками удаётся развеселить семейство, он залезает под большую чёрную тряпку, покрывающую его фотоаппарат, и говорит:

— Спокойно! Смотрите сюда, дети! Сейчас вылетит маленькая птичка — раз, два, три!

Но птичка никогда не вылетает. Этой постоянной лжи давно уже не верит даже Лизабет. Зато позднее у них появляется семейная фотография. Только выглядят они на фотографии как-то странно: кажется, что это вовсе не их семья, а чья-то чужая, незнакомая.

Фотографии мама вставляет в свой альбом в плюшевом переплёте с золотой пряжкой, который лежит на книжном шкафу. Мадикен время от времени достаёт сверху альбом и рассматривает его. Там можно увидеть, какой она была примерно в год, в два или в три, и вообще проследить весь её жизненный путь, вплоть до семи лет.

— Какая жалкая малявка! — удивляется Мадикен, — указывая на свою фотографию, где ей всего два года — Неужели это я?

— А кто ж ещё? — ехидно говорит Лизабет — Ха-ха, да ты была тогда гораздо меньше, чем я сейчас.

Разговор происходит в кухне у Альвы. Альва возится у плиты, потому что завтра у мамы снова день рождения и, как только она проснётся, ей подадут в постель кофе и крендель с кардамоном.

Альбом девочки разложили на кухонном диванчике, подстелив под него чистое полотенце. Стоя на коленях перед диванчиком, они очень аккуратно перелистывают страницы, потому что такой красивый альбом надо беречь.

Лизабет недоумевает, почему её нет на тех фотографиях, где Мадикен снималась, когда ей был год и два года.

— Тебя же не могли тогда сфотографировать, потому что ты тогда ещё не родилась и во всём Юнибаккене не было никакого Пимса — поясняет Мадикен. — Тебя в то время в помине не было.

— Дурочка, я очень даже была, в — возражает Лизабет Просто мне не хотелось сидеть рядом с такой жалкой малявкой, как ты. И я вместо этого ходила в кондитерскую за ирисками.

— Ещё чего! Никуда ты не ходила, милый Пимсик — смеётся Мадикен.

И туг Лизабет свирепеет. Альва утешает её и говорит, что она в ту пору, наверное, была ангелом и жила на небе, и лицо Лизабет сразу же проясняется.

— Да, я жила на небе, но иногда залетала в кондитерскую, и все ангелы радовались, когда я возвращалась к ним с полными кульками ирисок.

Вот здорово сочинила Лизабет, думает Мадикен. Из этой выдумки можно сделать отличную игру.

— Знаешь, давай играть, будто мы ещё не родились, а живём на небе и раздаём ангелам ириски!

— Ага, и мятные леденцы тоже, предлагает Лизабет, глаза её блестят.

Теперь Мадикен и Лизабет надолго превращаются в добрейших ангелов-хранителей, которые живут высоко в небе, присматривают за детками-ангелочками и следят за тем, чтобы эти детки получали свои конфетки ну хотя бы раз в четверть часа. «Ангелы-хранители» выклянчивают у Альвы по кусочку кардамонного теста и выпекают из него два крошечных кренделька для самых маленьких ангелочков, которых они любят больше всех, — для Альмиры и Пальмиры, так зовут малышей. Но когда крендельки вынимают из печки, они выглядят до того аппетитно, что Лизабет тут же съедает плод своих трудов.

— Моя Пальмира не любит крендели с кардамоном, — уверяет она и бросает своему ангелу вместо съеденного печенья целую пригоршню воображаемых ирисок. Потому что их Пальмира любит.

В этом году мамин день рождения попадает на воскресенье. Вот здорово! Значит, можно веселиться от души весь долгий-предолгий день. В воскресное утро Альва спозаранку уже на ногах, собирает фиалки и цветы миндаля и плетёт из них венки для Мадикен и Лизабет. Вскоре девочки стоят перед Альвой в белых ночных рубашках, с веночками на головах.

— Только крылышек не хватает, — говорит Альва.

Она помогла девочкам вышить крестом скатерть маме в подарок. Скатерть чудо как хороша, хотя сразу же можно разглядеть, сколько крестиков вышила Лизабет, сколько — Мадикен, а сколько — Альва. Большую часть скатерти вышила, разумеется, Альва, но на подобные мелочи, как правило, не обращают внимания, когда получают в подарок такую скатерть, красиво упакованную в цветную бумагу.

Папа, разумеется, тоже поднялся спозаранку. Он приготовил для мамы множество пакетов и большой букет роз, который купил в городе ещё с вечера и, поставив в ведро с водой, спрятал его на ночь в погребе.

И вот наконец семейство чинно шествует к маме в спальню: папа с букетом роз, Мадикен и Лизабет со всеми пакетами и Альва с кардамонным кренделем на кофейном подносе. Все идут и поют: