Мама кукол

– Приятное? – усмехнулась Нина, на что няня пожала плечами, мол, ты меня поняла. – Если бы Сонька увидела русалок, больше никто никогда не увидел бы Соньку.

– Хм-м-м… – няня задумчиво поглядела в открытое окно, за которым весело перекрикивалась местная детвора. – А фреску? Фреску с русалками они не нашли? – вспомнила она.

– Не нашли.

– Как жаль, а… Я всегда мечтала на нее поглядеть. Столько баек вокруг нее ходит. Интересно, какие из них правда?

– Никакие? – предположила Нина. – Да и не факт, что фреска эта вообще когда-либо существовала. Как и прочее, о чем в нашем городе слагаются легенды.

– Да, – кивнула няня Агата, снова глядя в сторону окна. – Ты никогда не верила в мистику.

Над столом повисла тишина. У распахнутых створок громко жужжал шмель, не решаясь залететь внутрь. Ветер раздувал тюлевую занавеску и гонял по кухне запах темно-бордовых роз.

– В отличие от Эли, – тихо закончила мысль няня, и Нина подняла настороженный взгляд.

– Да, Эля наша уж слишком суеверна.

– Скорее романтична, – старушка задумчиво говорила куда-то в сторону призрачно развевающейся занавески. – Это дети верят в потустороннее, потому что любят бояться, а взрослые верят в него в надежде, что все в нашем мире не так просто, – она перевела взгляд на Нину. – Ответь, Нин, тебе не скучно жить с убеждением, что нет в нашей жизни места чуду? Что все подчиняется законам природы и науки? Что пришли мы из ниоткуда и уйдем в никуда? Не страшно ли от мысли, что нет жизни после смерти, что мы больше никогда не повстречаемся с ушедшими близкими? Наука… – задумчиво проговорила няня Агата, будто пробовала слово на вкус. – Наука… Знаешь, Нин, а я вот не хотела бы жить в учебнике физики. Я предпочту сказки братьев Гримм, какими бы мрачными они ни были. Все лучше, чем осознавать, что вся твоя жизнь может быть разложена на уравнение.

Нина подалась вперед и ласково сжала лежащую на столе руку старушки:

– Сонька верит, что статуи в графском парке живые, – доверительно поделилась она.

В глазах няни Агаты мигом зажегся огонек любопытства.

– Ну… то есть… не то чтобы прям живые, – принялась объяснять Нина. – А что они перемещаются. Она в парк в одиночестве даже при свете дня ни за какие коврижки не пойдет, а уж ночью… Окно ее спальни выходит на аллею статуй, и первое, что Соня купила при переезде, – это плотные черные шторы. С мамой поругалась из-за них, потому что они по стилю и по цветовой гамме не подходили, а Сонька только на них и соглашалась. Такой скандал разразился из-за этих штор, просто ужас! Это нам она позже по секрету объяснила, что ей спокойнее, когда ночью спальню и парк разделяет такая вот ширма из штор. Что благодаря им она не видит тех, кто в парке. А те, кто в парке, не видят ее.

– Моя мама всегда говорила, что от истуканов чего угодно можно ожидать, – согласилась с Соней няня Агата. – Они ведь как марионетки, пустые оболочки, и любое бесплотное существо может использовать их в своих целях. Подселится какой-нибудь паразит и… – она суетливо перекрестилась. – Я, например, эту каменную громадину на городской площади всегда стороной обхожу.

– Ленина, что ли? – не поняла Нина.

– Его самого, – старушка поглядела на смеющуюся девушку. – А что ты хохочешь? Такой же пустой истукан, не хуже Софьиных. Только, в отличие от них, более, – она сделала неопределенные жесты вокруг лица, – ухоженный.

Нина, не сдержавшись, зашлась хохотом.

– Все тебе хиханьки да хаханьки, – с укором проговорила няня Агата. – А я, между прочим, умные вещи говорю. Вон Ульфа своего к нему подведи и посмотри, как он себя вести будет. Собаки, говорят, такие вещи чуют.

– Так и сделаю, – Нина поднялась из-за стола и вышла в прихожую, где на тумбочке у мутного зеркала лежала Юлькина авоська. – А я к тебе не с пустыми руками, – громко оповестила она и торжественно водрузила на стол авоську с завернутым в бумагу штруделем. Юлька всегда бережно и любовно обертывала выпечку бумагой – словно ребенка пеленала.

Няня Агата дернулась, готовая сорваться с места, чтобы накрыть стол к чаю, но гостья ее остановила:

– Я все сделаю, отдыхай.

Она коснулась пузатого чайника на плите – еще горячий – и принялась доставать из шкафчиков все необходимое: две кружки, два блюдца, две чайные ложки.

– Это еще что, – как бы невзначай продолжила Нина разговор про местную нечисть. – Кристинкина сестра с недавних пор Бруксу боится, представляешь? – она бросила взгляд на няню, которая аккуратно разворачивала штрудель.

– Правильно делает, – ответила та, не повернув головы.

Нина разлила по кружкам заварку с кипятком и достала из дребезжащего холодильника кувшин с домашним молоком.

– Ей тринадцать, – напомнила она, доставая из выдвижного шкафа нож.

– Самое время начать самой себя защищать, – няня разрезала штрудель на куски.

– Ты тоже веришь в Бруксу? – голос Нины предательски подпрыгнул на пару октав.

– Конечно верю, – возмутилась няня Агата. – Не знаю, что там со статуями и русалками, не знаю даже, что там за тварь воет в лесу в безлунные ночи, но то, что Брукса существует, – это знаю наверняка.