Мама кукол

Нина провела пальцем по надписи, оставленной неуверенной детской рукой. Пару недель назад испорченная любимая книга вызвала бы такой приступ ярости, что она разнесла бы в щепки половину детской. Но сейчас Нина испытывала лишь жалость. Тося или Йося? Хотя какая теперь разница. Эля предупреждала, что так будет. Ожидаемо, малышня поддалась влиянию Бруксы раньше остальных. Ее маленькие братик и сестренка. Какие мысли ведьма подселила в ваши головы? Что вы теперь видите во снах? Что чувствуете, когда смотрите на некогда любимую старшую сестру?

Нина застонала и натянула на голову одеяло. Но через секунду скинула и со злостью забила по нему ногами.

– Хватит, хватит жалеть себя! От тебя слишком многое зависит. Все, буквально все в твоих руках, поэтому не смей их опускать!

Она села на кровати по-турецки, сделала вдох и призвала здравый смысл и гнев, которые питали последние недели, не позволяя скатиться в пропасть отчаяния.

«Что мне на данный момент известно? – она попыталась отвлечь свой мозг от меланхоличных мыслей. – Брукса – это цыганка по имени Роза. При жизни была кукольницей, поэтому версия о том, что ее приманивает проклятая измайловская кукла, заиграла новыми красками. Но наверняка это не все, что вынуждает ее возвращаться снова и снова, каждый раз унося с собой несколько жизней. Это сильно, очень сильно похоже на месть. Волшебник прав: в ночь побега Роза наверняка погибла, но вряд ли в результате несчастного случая. Я больше чем уверена, что ее убили. И сделали это Измайловы – Петр и Вера».

Кукольница

В оконное стекло поскреблась невидимая когтистая лапа. Сидящая за столом молодая цыганка бросила в его сторону усталый взгляд.

– Всего лишь ветка, – успокаивающе проговорила она, возвращаясь взглядом к зажатой между пальцами кукольной голове. – Ветер нынче не на шутку разыгрался.

«Как бы дерево на крышу не обрушил», – подумала она, а вслух продолжила:

– Должно быть, к утру совсем разгонит тучи и избавит нас наконец от дождя. – Роза придвинула поближе свечу и придирчиво осмотрела кукольную щеку, на которую наносила розовый румянец. Не удовлетворившись работой, она дернула головой, чтобы согнать со лба липкие от пота пряди, и отодвинула подальше свечу, жар которой неприятно облизывал левую скулу.

– Какая-то ты у меня совсем бледненькая, Туся, – между бровей цыганки обозначилась едва заметная складка недовольства.

Роза аккуратно положила хрупкую кукольную головку на чистый кусок ткани, поднялась со стула и подошла к окну, в которое все настойчивее скреблась ветка молодого бука.

– Слишком много шума от тебя, – она с раздражением распахнула крошечное окошко и, ухватив промокшую ветку, с хрустом обломила.

Ветер злорадно кинул в раскрасневшееся от духоты лицо пригоршню дождевых капель. От неожиданности Роза ахнула, но, выбросив в окно отломанную ветвь назойливого дерева, с готовностью подставила лицо потоку холодного воздуха.

Фитиль свечи на столе беспокойно затанцевал, недовольный столь грубым с собой обращением.