Метаморфозы

        Что подобает богам, и, амброзией с нектаром сладким

        Уст коснувшись его, в божество превращает. Квириты

        Бога зовут «Индигет», алтари ему строят и храмы.

        После Аксаний владел — именован двояко — и Альбой,

610 И всей латинской землей. Ему же наследовал Сильвий.

        Им порожденный Латин получил повторённое имя,

        Также и скипетр. За ним знаменитым владыкой был Альба;

        После Эпит; за ним Капет и Капид управляли,

        Раньше, однако, Капид. Потом перешла к Тиберину

615 Власть. Он в тускской земле, в волнах утонувши потока,

        Дал свое имя реке. От него же родился и Ремул

        С Акротом буйным. Из них был Ремул старше годами;

        Ремул от грома погиб, сам грома удару подобен.

        Акрот царскую власть, поступая разумнее брата,

620 Храброму передает авентинцу. Лежит он зарытый

        Там же, где царствовал он, на холме, его имя принявшем.

        Прока[581] верховную власть над народом держал палатинским.

        В те времена и Помона[582] жила. Ни одна из латинских

        Гамадриад не блюла так усердно плодового сада

625 И ни одна не заботилась так о древесном приплоде.

        Имя ее — от плодов.[583] Ни рек, ни лесов не любила;

Сёла любила она да с плодами обильными ветви.

        Правой рукою не дрот, но серп искривленный держала;

        Им подрезала она преизбыточность зелени или

630 Рост укрощала усов; подрезала кору и вставляла

        Ветку в нее, чужеродному сок доставляя питомцу.

        Не допускала она, чтобы жаждой томились деревья.

        Вьющихся жадных корней водой орошала волокна.

        Тут и занятье и страсть, — никакого к Венере влеченья!

635 Все же насилья боясь, от сельчан запирала девица

        Доступ к плодовым садам; не пускала мужчин и боялась.

        Что тут ни делали все, — мастера на скаканье, сатиры

        Юные, или сосной по рогам оплетенные Паны,[584]

        Даже Сильван[585], что всегда своих лет моложавее, боги

640 Все, что пугают воров серпом или удом торчащим, —

        Чтобы Помоной владеть? Однако же чувством любовным

        Превосходил их Вертумн. Но был он не более счастлив.

        Сколько он ей, — как у грубых жнецов полагается, — в кошах

        Спелых колосьев носил — и казался жнецом настоящим!

645 Часто в повязке бывал из травы свежескошенной, словно

        Только что сам он косил иль ряды ворошил; а нередко

        С дышлом в могучей руке, — поклясться было бы можно,

        Что утомленных волов из плуга он только что выпряг.

        То подчищателем лоз, садоводом с серпом появлялся;

650 То на стремянку влезал, как будто плоды собирая;

        Воином был он с мечом, с тростинкой бывал рыболовом.

        Так он обличья менял и был ему доступ свободный

        К деве, и вольно он мог веселиться ее созерцаньем.

        Раз, наконец, обвязав себе голову пестрой повязкой,

655 С палкой, согнувшись, покрыв себе голову волосом белым,

        Облик старухи приняв, он в холеный сад проникает

        И, подивившись плодам, говорит: «Вот сила так сила!»

        И, похвалив, ей несколько дал поцелуев, — однако

        Так целовать никогда б старуха не стала! Садится

660 На бугорок и на ветви глядит с их грузом осенним.

        Рядом был вяз и на нем — лоза в налившихся гроздьях;

        Он одобряет их связь и жизнь совместную хвалит.

        «Если бы ствол, — говорит, — холостым, без лозы, оставался,

        Кроме лишь зелени, нам ничем бы он не был приятен.

665 Также и эта лоза, что покоится, связана с вязом,

        Если б безбрачной была, к земле приклоненной лежала б.

        Этого дерева ты не внимаешь, однако, примеру:

        Брачного ложа бежишь, ни с кем сочетаться не ищешь.

        Если бы ты пожелала! Сама не знавала Елена[586]

670 Стольких просящих руки, ни та, что когда-то лапифов

        Вызвала бой, ни Улисса жена, смельчака среди робких.

        Ныне, меж тем как бежишь и просящих тебя отвергаешь,

        Тысяча ждет женихов, — и боги, и полубоги,

        Все божества, что кругом населяют Альбанские горы.[587]

675 Ежели умная ты и желаешь хорошего брака,

        Слушай старуху меня, потому что люблю тебя больше

        Всех, не поверишь ты как! Не думай о свадьбах обычных,

        Другом постели своей Вертумна ты выбери. Смело

        Я поручусь за него, — затем, что себя он не знает

680 Лучше, чем я. Не странствует он где придется по миру,

        Здесь он, и только, живет. Он не то, что обычно другие, —

        Как увидал, так влюблен. Ты первым его и последним

        Пламенем будешь. Тебе он одной посвятит свои годы.

        Знай еще, что он юн, что его наградила природа

685 Даром красы, хорошо подражает он образам разным,

        Что ни прикажешь, во все обратится он, если захочешь.

        Вкус, не один ли у вас? Твои он плоды получает

        Первый и с радостью дар из рук твоих разве не примет?

        Но не желает уже он с деревьев твоих урожая,

690 С соками нежными трав, воспитанных садом тенистым, —

        Кроме тебя, ничего! Над пылающим сжалься! Поверь же,

        Все, что он просит, прошу за него я моими устами.

        Мести побойся богов, — идалийки[588], которая недруг

        Жестких сердец, не гневи и злопамятной девы Рамнузской!

695 Чтоб увеличить твой страх, — ибо старость меня научила

        Многому, — я расскажу о делах, известных на Кипре

        Каждому, — легче тогда убедишься и сердцем смягчишься.

        Анаксарету узрел, старинною тевкровой кровью

        Знатную, Ифис, — а сам человек он был низкого рода.

700 Только ее он узрел — и весь загорелся любовью.

        Долго боролся с собой, но когда увидал, что безумья

        Разумом не победить, пришел, умоляя, к порогу.