Метаморфозы

        Жалкое чувство свое он поведал кормилице: молит

        Не отвергать его просьб, призывает питомицы имя.

705 К каждому он из рабов приближался со льстивою речью,

        Голосом всех он просил, в тревоге, помочь доброхотно.

        Часто свои поручал он признания нежным дощечкам,

        Сам же в то время венки, орошенные влагою слезной,

        Вешал на двери ее: простирал он на твердом пороге

710 Нежное тело свое и замок проклинал злополучный.

        Анаксарета ж — глуха, как прибой при поднявшемся Австре,

        Жестче железа она, что огонь закалил норикийский,[589]

        Тверже, чем камень живой, покуда он с корня не сорван.

        Все отвергает его и смеется — к жестоким поступкам

715 Гордые злобно слова добавляет; надеяться даже

        Не позволяет ему; и не вытерпел длительной муки

        Ифис и, став у дверей, произносит последнее слово:

        «Ты победила меня! Отныне уже я не буду

        Больше тебе докучать. Триумф свой радостный празднуй!

720 Ныне «пеан!» восклицай, увенчайся блистательным лавром!

        Ты победила! — умру; веселись, о железное сердце!

        Ты поневоле меня хоть похвалишь за что-нибудь; чем-то

        Стану любезен тебе, мою ты признаешь заслугу.

        Все же не раньше мое о тебе прекратится томленье,

725 Нежели кончится жизнь! Зараз двух светов лишусь я.

        Но не устами молвы о моей известишься кончине, —

        Чтобы сомнения снять, сам буду я здесь, пред тобою,

        Пусть бездыханная плоть насытит жестокие очи!

        Если ж, о Вышние, вы на людские взираете судьбы,

730 То вспомяните меня: просить уж язык мой не в силах

        Большего. Сделайте так, чтобы долго меня вспоминали:

        Жизнь мою славы лишив, вековечную дайте мне славу!»

        Молвил; а сам к косякам, украшавшимся часто венками,

        Влажные очи свои, подымая и бледные руки,

735 К притолоке он узлом тесьму привязал и, промолвив:

        «По сердцу ль этот венок жестокой тебе и безбожной?» —

        Голову вставил в тесьму, к любимой лицом обращенный;

        И, опустившись, в петле злосчастная тяжесть повисла, —

        И ударяема ног движением трепетным, словно

740 Стоном ответила дверь и, открывшись, ужасное дело

        Свету явила. Рабы закричали. Подняв, его тело

        К матери в дом отнесли, — отец к тому времени умер.

        Та, прижимая к груди, обнимая холодные члены

        Сына, сказала все то, что несчастным родителям в пору,

745 Все совершила она, матерям что в пору несчастным, —

        Вот через город ведет плачевное шествие скорби,

        Желтое тело к костру провожая на смертных носилках.

        Дом находился как раз на пути прохожденья унылой

        Этой процессии; звук ударов по груди до слуха

750 Анаксареты достиг, — бог Мститель ее беспокоил.

        Молвит, однако: «Взгляну на печальный обряд!» — и в волненье

        Всходит на вышку дворца, где открыты широкие окна.

        Но увидала едва на носилках лежащее тело,

        Окоченели глаза, побледнело лицо и из тела

755 Будто вся кровь отлилась. Попыталась обратно ногами

        Переступить, — не могла. Головой повернуться хотела —

        Тоже не в силах; уже занимает помалу все тело

        Камень, что ранее был в бесчувственном сердце. Не думай,

        Это не вымысел, нет: сохраняется статуя девы

760 На Саламине поднесь. Там есть и Венеры Смотрящей

        Храм. Не забудь же о том, что слышала ты, моя нимфа, —

        Долгую гордость откинь и с влюбленным — молю — сочетайся!

        И да не тронет твоих мороз весенний плодовых

        Завязей, да не стряхнет и цветов стремительный ветер!»

765 Бог, столь много пред ней понапрасну менявший обличий,

        Сделался юношей вновь; старушечьи все он откинул

        Приспособленья; таким пред нею явился, какое

        Солнце бывает, когда лучезарно блистающим ликом

        Вдруг победит облака и уже без препятствий сияет.

770 Хочет он силою взять; но не надобно силы. Красою

        Бога пленилась она и взаимную чувствует рану.

        Воин Амулий потом авсонийскою правил страною,

        Прав не имея на то, и Нумитору-старцу вернули

        Внуки державу его. Был в праздник Палилий[590] заложен

775 Град укрепленный. Но с ним старшины сабинов и Таций

        Начали брань; и, в крепость открыв им доступ, Тарпейя[591]

        Должную казнь приняла, раздавлена грудой оружья.

        Курий сабинских сыны меж тем, как стихшие волки,

        Голос зажали в устах, и готовы напасть на заснувших

780 Крепко людей, и стремятся к вратам, которые запер

        Наглухо сам Илиад[592]. Одни лишь врата отомкнула

        Дочь Сатурна и их повернула бесшумно на петлях.

        Только Венера одна услыхала движенье засова.

        Створу закрыла б она, да только богам невозможно

785 Дело богов пресекать. Близ Яна местами владели

        Нимфы Авсонии, ток населяя ключа ледяного.

        Их попросили помочь. Справедливой богининой просьбе

        Нимфы не внять не могли. Потока подземные воды

        Вывели тотчас из недр. Но ворота открытые Яна

790 Были доступны еще, загражден путь не был водою.

        Вот под обильный родник подложили они желтоватой

        Серы и в жилах пустых дымящий битум запалили.

        Силой обоих веществ проникает в глубины истоков

        Пар. Дерзавшие в спор вступить с альпийскою стужей,

795 Самому пламени вы теперь не уступите, воды!

        Возле обеих дверей огненосные брызги дымятся.

        Вот вopoта, что не впрок для суровых доступны сабинов,

        Новым ручьем преграждаются. В бой успевают собраться

        Воины спавшие; их на сражение Ромул предводит.

800 Римская вскоре земля телами покрылась сабинов,

        Также телами своих; и с кровью свежею зятя