Метаморфозы

        Тестя горячую кровь смешал тут меч нечестивый.

        Все же они предпочли брань миром окончить и спора

        Лучше мечом не решать, и стал содержанствовать Таций.

805 После кончины его ты, Ромул, обоим народам

        Равно законы давал, и Марс, свой шлем отлагая,

        С речью такой обратился к отцу и бессмертных и смертных:

        «Время, родитель, пришло, — поскольку на твердой основе

        Римское дело стоит, от вождя одного не завися, —

810 Те обещанья, что мне ты давал и достойному внуку,

        Выполнить и, от земли унеся, поместить его в небе!

        Ты мне когда-то сказал при соборе Бессмертных, — я это

        Помню, в памяти я словеса сохраняю святые! —

        Будет один: его вознесешь к лазурям небесным.

815 Так ты сказал, и твои да исполнятся ныне вещанья!»

        И Всемогущий кивнул и черными тучами небо

        Скрыл, и от грома его и от молний был ужас во Граде.

        Знаменье в этом признав, что дано ему сына похитить,

        На колесницу взошел, опершись на копье, и кровавым

820 Дышлом коней тяготя, погнал их, бичом ударяя,

        Неустрашимый Градив и, скоро спустясь по простору,

        Остановил и сошел на лесистом холме Палатинском.

        Перед народом своим отправлявшего суд государев

        Он Илиада унес. В дуновеньях воздушных распалось

825 Смертное тело его, — так, мощною брошен пращею,

        Обыкновенно свинец распадается в небе далёко.

        Вид он прекрасный обрел, достойнейший трапез высоких, —

        В новом он облике стал трабею носящим Квирином.

        Видя, как, мужа лишась, Герсилия плачет, Юнона

830 Тотчас Ириде своей по дуге семицветной спуститься

        К ней, одинокой, велит и такие слова передать ей:

        «О латинского ты и сабинского племени слава,

        Жен всех лучше жена! Достойная раньше такого

        Мужа, супругой теперь достойная зваться Квирина,

835 Слезы свои осуши! И если хочешь супруга

        Видеть, за мною иди, к той роще, одевшей Квиринов

        Холм, которою храм царя затеняется римлян!»

        Повиновалась и, вниз по радуге снидя на землю,

        Эту, как велено, речь Герсилии молвит Ирида.

840 Та застыдилась; едва подымая глаза, говорит ей:

        «Ты, о богиня! Твое неизвестно мне имя, однако

        Вижу богиню в тебе! — о, веди, о, веди и супруга

        Взору яви моему! Коль судьбы даруют один лишь

        Раз мне увидеть его, примирюсь, что взят он на небо!»

845 Сказано — сделано. Вот взошли с Тавмантестой Девой

        Вместе на Ромулов холм. И вдруг перед ними на землю

        С неба упала звезда. От света ее загоревшись,

        С тою звездою взвились у Герсилии волосы в небо.

        В руки, знакомые ей, там принял жену основатель

850 Римского града, сменил он и тело ее и прозванье:

        Горою стал величать, споклоняемой богу Квирину.

КНИГА ПЯТНАДЦАТАЯ

        Но возникает вопрос, кто б мог столь великого груза

        Бремя нести и такого царя унаследовать скипетр.

        Первый в решеньях тогда — глас общий народа — назначил

        Славного Нуму. Ему недостаточно было, однако,

5      Ведать сабинов устав; он широкой душою иного

        Жаждал — начал искать о природе вещей наставлений.

        Новой заботой влеком, родные он Курии бросил;

        В город направился тот, Геркулеса когда-то принявший.

        И на вопрос его, кто был греческих стен становитель

10   На италийских брегах, ответил один из старейших

        Жителей тамошних мест, старинные помнивший годы:

        Есть преданье, что сын богатый Юпитера с моря

        На иберийских конях к берегам Лакиния прибыл

        Счастливо; стали бродить по мягким стада луговинам,

15   Сам же в дом он вошел к Кротону, под гостеприимный

        Кров и по долгим трудам вкушал там заслуженный отдых.

        А уходя, предсказал: «Со временем будет построен

        Город внуками здесь», — и были верны предсказанья.

        Некогда в Аргосе жил рожденный Алемоном некто

20   Мискел, — в те времена олимпийцам любезнейший смертный.

        Раз, наклонившись над ним, отягченным тяжелой дремотой,

        Палиценосец сказал: «Оставь-ка родные пределы,

        К дальнему Эзару путь держи, к каменистому устью!»

        Если ж не внимает приказ, угрожал ему многим и страшным

25   И одновременно прочь и виденье и сон отлетели.

        Алемонид поднялся и с притихшей душой вспоминает

        Сон, и борются в нем два разные долго решенья:

        Бог велит уходить, а законы уйти запрещают, —

        Смертною казнью казнят пожелавшего родины новой.

30   Светлое солнце главу лучезарную спрятало в море,

        Ночь же главу подняла, венчанную звезд изобильем.

        Бог появляется вновь и свои повторяет веленья;

        Если ж не внимет приказ, — грозит ему большим и худшим.

        Мискела страх обуял, и решил он родимых пенатов

35   К новым местам перенесть; возник тут в городе ропот,

        И обвиняли его в нарушенье закона. Дознанье

        Кончили судьи; вина без свидетелей всем очевидна.

        К вышним тогда обратил и уста и ладони несчастный:

        «О, по веленью небес двенадцать трудов совершивший,

40   Ныне молю, — помоги! Ведь ты — преступленья виновник».

        Древний обычай там был, по камешкам белым и черным,

        Брошенным в урну, решать, казнить или миловать должно.

        Вынесли и на сей раз решенье печальное: черный

        Камешек всеми подряд опускается в грозную урну.

45   Но, для подсчета камней лишь ее опрокинули, видят, —

        Всех до единого цвет из черного сделался белым!

        Белых наличье камней оправдательных — дар Геркулеса —

        Алемонида спасло. Он отца Амфитрионида

        Благодарит и плывет Ионийским морем с попутным

50   Ветром;[593] уже и Тарент минует он лакедемонский,