Следует подчеркнуть чисто «дискурсивный» характер создания «классов» в начале XIX века. Известно, что закон 1832 года официально «закрепил» лишение избирательных прав у «представителей рабочего класса» в отдельных районах Великобритании и тем самым заложил основы его специфической политической идентичности – отсутствия представительства в новой политической системе, основанной на собственности. Этот закон был прямым следствием контр-революционных тревог 1790-х годов[138]
. Отсюда видно, что так называемый «чисто социальный генезис классов» ка минимум не совсем верен, поскольку это «происхождение» было частью процесса, посредством которого республиканский и демократический вызов британской политике 1790-х годов был «задвинут» на задний план и вытеснен другой историей, опирающейся на «романтиков», на Т. Карлейля (1795–1881), ну и немного на К. Маркса. Это было что-то типа «вытеснения», как в психоанализе. Только сознательного. Возможно, эта аналогия не случайна…Таким образом, очевидно, что социализм в Великобритании XIX и даже большей части XX века был не формой республиканизма, а альтернативой ему. Единственными группами, остававшимися столь долгое время вне этого широкого «консенсуса», простирающегося от церкви, аристократов, профессионалов, с одной стороны, до членов профсоюзов, кооператоров и даже «коммунистов», с другой, были предприниматели, те самые люди, которые оказались впервые в центре внимания лишь благодаря М. Тэтчер в самом конце 1970-х годов, и которые всегда полагались только на свои собственные силы и никогда не рассчитывали на поддержку со стороны общества или государства. На них обратили внимание в связи с так называемым упадком британского «индустриального духа».
Но при анализе положения «предпринимателей» в значительной степени ограничивались викторианским периодом, и не было попытки проследить его первоначальный источник. Современный неолиберализм, начало господства которого как раз и ассоциируется с именами М. Тэтчер и Р. Рейгана, является прямым наследником «прогрессизма» в США и «фабианского социализма» в Великобритании, которые после Революции 1917 года в нашей стране и особенно активно начиная с 1930-х годов окончательно порвал с марксизмом для того, чтобы найти ему альтернативу. При неолиберализме главной целью государства становится предоставление людям возможности свободно и самостоятельно развивать свои способности, но решение этой задачи признавалось посильным только для государства. Но ведь мы уже выяснили, что маркиз де Кондорсе ещё в конце XVIII века утверждал, что государство должно стремиться к созданию рынков там, где их ещё нет, а также разрушать монополии, препятствуют их появлению. Именно эта идея Кондорсе была центральной для людей, организовавших так называемый коллоквиумом Уолтера Липпмана в Париже в 1938 году, на котором произошёл отказ от старого либерализма и было дано имя новой концепции – «неолиберализм». Этот коллоквиум и его повестка довольно подробно описаны М. Фуко в его курсе лекций «Рождение биополитики»[139]
.Что касается «политической экономии», удивительно, что уже в 1800 году её представителями в Британии не проводилось почти никакого принципиального различия между взглядами А. Смита на дефицит и взглядами Э. Бёрка или даже Т. Р. Мальтуса. При этом сам А. Смит всегда подчёркивал свой страх или как минимум опасения по поводу «доктринёрства людей системы», под которыми он подразумевал, в частности, французских экономистов-физиократов. Причина этого была в том, что, с его точки зрения, имеется склонность к слишком большому уважению к «великим», а также восхищению «богатыми», именно потому, что частная собственность обладает пока, увы, лишь поверхностной легитимностью. Но эта форма робости, осторожности и преклонения перед старыми авторитетами, желания каждый лишний раз опереться на них, не имела ничего общего с «бёрковским» низведением бедных до состояния беспрекословного принятия взглядов высших чинов в социальной иерархии или с мальтузианским приравниванием менталитета бедных к животным страстям – прежде всего страху или вожделению. Не А. Смит, а «консервативная реакция» 1790-х годов привела к разрыву между «политической экономией» и «прогрессивной политикой».