Моя тетушка — ведьма

Мы въехали прямо в холмы, на поле над гоблинским лесом. Там все вылезли из машин с пакетами с едой в руках, и сердце у меня бешено заколотилось. Я глядела на холмы, на поля, на фермы, которые тянулись у нас за спиной от моря, и думала только об одном — вот бы у Криса хватило ума убежать куда-нибудь туда и не возвращаться.

Потом мистер Фелпс произнес организационную речь в стиле «все будет тип-топ». Мне было так худо, что я не могла его слушать. Какая-то тягомотина про фланги, стягивающиеся к основным силам, и наш санитарный кордон (это он зачем-то сказал по-французски — cordon sanitaire), и тщательный выбор места встречи, и опасность перекрестного огня.

По-моему, он имел в виду, что мужчины с ружьями выстроятся на холмах по обе стороны от бухты Кренбери. Это и есть фланги, они будут сходиться к нам, а мы должны заполнить промежуток. Потом мистер Фелпс принялся раздавать палки — толстые палки, лежавшие на заднем сиденье его машины, — и очень подробно объяснял нам, что надо делать.

Я подумала — прорваться сквозь цепь сирот с палками для Криса пара пустяков.

Но потом через поле к нам приехал, трясясь на ухабах, трактор с прицепом, набитым мужчинами с ружьями.

— А, фермерский контингент, — закивал мистер Фелпс. Он был в восторге. — Мое подкрепление. Один вооруженный человек на каждые десять загонщиков. Теперь можно быть совершенно уверенными, что зверь не пройдет.

У мужчин с ружьями были вязаные шапки и лисьи лица. Даже и не поймешь, старые эти фермеры или молодые. Все попрыгали из прицепа — очень деловито и так пружинисто, что сразу стало понятно: они предвкушают охоту на настоящего дикого зверя, — предвкушают, как и Ларри.

— Он там, — сказали они. — Его видели утром.

Потом мы наконец приготовились выходить. Пока мы толкались, распределяясь между фермерами, кто-то взял меня за плечо железной полицейской хваткой. Я повернулась. Это оказалась Элейн. Она была землисто-серая.

— Надеюсь, ты его предупредила, — сказала она рычащим шепотом. — Без подготовки ему не прорваться.

Я так и вытаращилась на нее, по-прежнему повернув голову. Она все знала. Наверное, слышала, как Крис той ночью выл в саду.

— Да, — сказала я.

— Хорошо, — отозвалась она. — Будь на его месте кто-то другой, я бы с тобой разделалась по-свойски.

Она отпустила меня и зашагала в цепь к Бените Уоллинс.

— Все в лес! Марш! — проревел мистер Фелпс.

И все мы медленно двинулись вниз по склону среди скрюченных деревьев. Большинство размахивало палками и кричало. Я — нет. Я хотела улизнуть, но за мной все время медленно шел хоть кто-нибудь из мужчин с ружьями, и мне никак не удавалось спрятаться от взгляда Сельмы Тидмарш справа и сироты с перевязью слева. То и дело за спиной длинными скачками проносился мистер Фелпс, крича: «Держи дистанцию в десять футов! Равняй цепь!» Он был на седьмом небе, это прямо в глаза бросалось. Мне хотелось заорать на него, крикнуть: ведь Крис хотел вам помочь, как вам не стыдно на него охотиться! Но я понимала, что ни к чему хорошему это не приведет.

Мы спускались все ниже, огибая скрюченные стволы и пробираясь под скрюченными ветками, сплошь в желто-зеленых почках, спотыкались о валежник и с треском ломали сухие побеги. Сначала было жарко. В полосах туманного света кружились мошки. Помню, мы вломились в заросли таких блестящих ярко-желтых цветов, потом смяли высокие ветреницы. Мы наступали на мухоморы и вытоптали целые акры плотного серо-зеленого мха. Сирота слева вынул руку из белой перевязи, чтобы хвататься за ветки на крутых участках.

Мы распугали всех птиц и кучу зверей. В первый раз, когда из-под ног у меня выскочил заяц и метнулся вниз по склону, меня чуть не вытошнило, хотя я сразу поняла, что это не волк, а кто-то маленький. Некоторые фермеры палили по вспугнутой дичи. Когда первый выстрел в первый раз прогрохотал эхом среди деревьев, лес вокруг меня весь посерел и закачался. Но потом я привыкла и уже ничего не чувствовала.

— Это просто заяц. Вперед, вперед! — кричал мистер Фелпс, пробегая мимо.

Время от времени по цепи передавали приказ остановиться, если кто-то слишком сильно отставал или заходил вперед. Тогда Сельма Тидмарш и сирота доставали еду из пакетов и ели. Я не могла. В первый раз я вытащила бутерброд, он оказался засохшим, и пришлось его выбросить. Во время одной остановки, когда Сельма Тидмарш заговорила с другим своим соседом по цепочке, я отошла к сироте.

— Сильно рука болит? — спросила я.

Перевязь болталась у него на шее. Он посмотрел сначала на правую руку, потом на левую и наконец с озадаченным видом закатал рукав. Рука у него была совершенно целая. Сирота явно удивился. Иллюзия, как с машиной, подумала я.

— Да ладно. Я так, просто спросила, — сказала я и вернулась на свое место.

Мы все шли и шли вниз. Солнце склонилось к скрюченным вершинам деревьев. Из-под ног ползла сырость, пахнущая листьями, землей и грибами. К этому времени я словно оглохла и перестала слышать крики, приказы и редкие выстрелы. Когда слева от меня раздалось сразу три выстрела и поднялся крик, я поначалу даже внимания не обратила.