Мусульманские паломники

Рашидъ и Ахмедъ, молча, только вслушивались въ нашъ разговоръ, который я велъ съ почтеннымъ шейхомъ при посредств Букчіева и Юзы, и, повидимому, тоже чувствовали особенное уваженіе какъ въ сдовласому старцу, уже много разъ побывавшему въ Кааб, такъ и въ моему соотечественнику, котораго они уважали, какъ «москова». О многомъ я выспросилъ обоихъ хаджей въ эту тихую ночь. Живой разсказъ паломниковъ, только что возвращавшихся посл труднаго богомолья, живое описаніе всего видннаго и претерпннаго, украшенное еще арабскою фигурностью слова и чисто восточными преданіями, — какъ-то особенно слушалось ночью, среди песковъ, около ярко вспыхивавшаго костра, подъ легкое журчаніе недалеко катившагося ручейка, мертваго безмолвія пустыни — и тишины, царствовавшей во всемъ нашемъ караван, затерявшемся и пескахъ.

III

Оживился старикъ Абдъ-Алла, черныя его глаза сверкали не разъ огонькомъ юности, когда онъ вспоминалъ старое, говорилъ о своихъ походахъ, о тхъ сраженіяхъ; гд участвовалъ подъ знаменами основателя современнаго Египта Махмета-Али и его побдоноснаго сына Ибрагима. Абдъ-Алла былъ въ то время беемъ, начальникомъ бедуинской кавалеріи. Онъ участвовалъ и въ походахъ въ Суданъ, и въ Абиссинію, и въ Малую Азію, когда отъ меча Ибрагима затрепетала вся оттоманская имперія. Въ битв при Коніи, когда Ибрагимъ сокрушилъ окончательно силы Порты, Абдъ-Алла былъ раненъ и былъ близокъ въ смерти. На смертномъ одр, умирая, онъ далъ обтъ, если поправится, посвятить всю жизнь свою Богу и Магомету, и Аллахъ сохранилъ его жизнь, чтобы въ новомъ Абдъ-Алл умеръ старый воинъ, неукротимый человкъ. Абдъ-Алла сдержалъ свое слово; онъ стать вчнымъ хаджею — вчнымъ паломникомъ къ священной Кааб и ко гробу Магометову. Много разъ онъ побывалъ уже тамъ, много каравановъ сводилъ онъ къ святымъ городамъ; и много хаджей погибаетъ въ пустын въ т полтора или два мсяца, которые они употребляютъ на переходъ, но никогда еще не погибалъ караванъ, предводительствуемый Абдъ-Аллою. — Аллахъ-архамту (Господь ихъ помиловалъ)! — говорилъ сдовласый старецъ, возводя глаза свои къ небу и благодаря Бога и великаго пророка. Только мерцающія звзды и темно-лазурное небо слышали молитву стараго хаджи. — Нтъ Бога, кром Бога, и Магометъ пророкъ его! — вотъ вся суть исламизма, его первая заповдь, основаніе его ученія. Эгу заповдь готовъ денно и нощно исповдывать Абдъ-Алла и среди песковъ, и среди морей, и среди многочисленной толпы гяуровъ; за это онъ пойдетъ и въ огонь, и въ воду, не попобоится принять самую смерть. Онъ знаетъ весь коранъ, ниспосланный Богомъ великому пророку чрезъ архангела Гавріила; вс стодвадцать зурэ этой божественной книги знаетъ наизусть старый Абдъ-Алла. Не десятую часть имущества, какъ повелваетъ коранъ, а девять-десятыхъ раздалъ нищимъ Абдъ-Алла и не жалетъ о томъ. Къ чему ему вс прелести міра сего, когда его страстное ожиданіе — пророкъ! Ради его, онъ сталъ и хаджею, и шейхомъ. Вс семь членовъ тла своего бережетъ отъ грха Абдъ-Алла, чтобы достигнуть благочестія, безъ котораго, говоритъ Магометъ, лучшими длами нельзя угодить Богу. Уши, глаза, языкъ, руки, ноги, животъ — сдлаются вратами ада, если не смотришь за ними. И вотъ Абдъ-Алла, храбрый воинъ, мужъ десяти женъ, упивавшійся въ крови и сладострастіи уже сорокъ лтъ, больше не преклонитъ уха своего ко лжи или непристойнымъ рчамъ и не посмотритъ на то, на что запрещено смотрть доброму мусульманину. Не только на женскія прелести не засмотрится старый шейхъ, но онъ отворачивается даже отъ тла голаго мужчины. Выше колна не добро смотрть истому муммэаину (правоврному), и Абдъ-Алла всегда отвернется, когда Ахмедъ обнажается въ глазахъ мусульманина до неприличія, хотя мой проводникъ гретъ только свой жввотъ. Тридцать лтъ уже отказался старый хаджа отъ жены и не смотритъ вовсе на женщину, хотя коранъ дозволяетъ самому примрному мусульманину имть до четырехъ законныхъ женъ. Языкъ Абдъ-Аллы свободенъ ото лжи, клеветы или злословія; рука его никогда не осквернилась въ продолженіе сорока лтъ прикосновеніемъ къ чему-нибудь нечистому, нога не совершида умышленно того же грха и не вошла туда, куда не слдуетъ ходить мусульманину; не погршили ничмъ и другія части его тла, отданнаго всецло на служеніе Богу и великой идеи — паломничества…