Музыка души

Вскоре в Каменке собралась вся семья, за исключением Николая. Вместе с Модестом прибыл Алеша, которого Петр Ильич оставил брату, чтобы помочь с Колей. Его приезд стал большим облегчением – в отсутствие слуги в вещах царил полнейший хаос. Петр Ильич с ужасом думал о том времени, когда Алеша начнет служить, и на несколько лет он лишится его помощи.

Саша захотела, чтобы в Великую Пятницу они пели на выносе Плащаницы «Благообразный Иосиф», и Петр Ильич стал регентом. Квартет образовали из него самого, Александры, Анатолия и Тани. Дома пели хорошо, но в церкви Таня спуталась, а за ней и все. Пришлось остановиться, не закончив. Таня страшно расстроилась из-за своего провала. Петр Ильич предложил разучить «Иже херувимы» и «Отче наш» и на Пасху загладить свой позор, чем утешил и обрадовал племянницу.

К Пасхе приехал предполагаемый Танин жених. С первого взгляда было заметно, что он сильно ею увлечен. Вот только Василий Андреевич боялся, что родители воспротивятся этому браку. Люди небогатые, они мечтали о состоятельной невесте для сына, даже имели кого-то на примете. И потому, чтобы не связывать ни себя, ни его, когда Трубецкой официально просил ее руки, Таня ответила, что охотно сделается его женой, если его родители не будут против.

Этого брака желали все. Таня сияла счастьем и сделалась ослепительно хороша. В воздухе носилось неопределенное веяние счастья, любви, весеннего расцвета жизни. Молодые люди постоянно уединялись в укромных уголках сада и шептались о чем-то.

После Фоминой недели Саша со старшими девочками уехала в Францисбад на воды. В доме стало пусто и грустно.

Сильно беспокоило здоровье Модеста, страдавшего катаром кишок. Он стал бледен, худ, щеки впали, и постоянно чувствовал безмерную усталость, не в силах ничем как следует заниматься. Петру Ильичу пришлось взять на себя половину его трудов по надзору над Колей. Не говоря уже о том, что развод Колиных родителей состоялся, и мальчику пришлось сообщить новость. Он отреагировал еще хуже, чем они ожидали. Сначала просто не поверил, мотал головой и повторял:

– Неправда, неправда, неправда...

А когда понял, что Модест говорит серьезно, поник и горько разрыдался. Никакие утешения на него не действовали — Коля безутешно плакал, пока не начал задыхаться. Едва-едва им вдвоем удалось хотя бы немного успокоить его, и он заснул с так и не просохшими дорожками слез на щеках. Петр Ильич с Модестом грустно переглянулись — они чувствовали себя абсолютно беспомощными. Будь Коля обычным ребенком, может, перенес бы испытание легче. Но при его изолированной от людей жизни, известие о том, что мать, которую он горячо любил, бросает его, стало страшным потрясением.

В Каменке воцарилась настоящая анархия – отсутствие Александры, с которой согласовывалась любая мелочь в хозяйстве, было очень заметно. Саша часто писала, уверяя, что все здоровы и веселы, бывают в театрах и на гуляниях, и уже начали пить воды. Только Таня меланхолична – она воображала, что Трубецкой в разлуке изменит ей, что родители не позволят и прочую уйму опасений.

Страшная июньская жара действовала расслабляюще, и Петр Ильич забросил занятия, до самозабвения увлекшись собиранием грибов. Вернувшись с очередного похода, увенчавшегося целой корзинкой белых, он нашел у себя на столе письмо от Юргенсона с  просьбой сочинить какие-нибудь пьесы к готовящейся в Москве выставке. Причем никаких конкретных указаний, что требуется, никаких сроков. Просто наваляй что-нибудь! Рассердившись, Петр Ильич тут же настрочил другу ехидный ответ: