Музыка из окна

Подбеги ко мне, сестренка,
Рядом упади.
Знать, сломалась шестеренка
У меня в груди.

Только что бежал я смело,

Автомат неся.
Вдруг пред взором потемнело.
Жизнь, наверно, вся.

Рана, кажется, сквозная.

Шепот над плечом…
Я теперь лежу, не зная,
Вспоминать о чем.

Попросить бы мне сестренку

Отползти со мной в сторонку
И поцеловать меня
На закате дня.

Давнее

Вернуть опять
Свои повадки,
Часок поспать
На плащ-палатке.

Предгорья Альп,

Зари полоска.
Прозрачный альт
У подголоска.

В дыму, в пыли,—

Без аллегорий,—
Сквозь ад прошли
До тех предгорий.

Пиджак

Удовольствие в зрачках,
А всего по той причине,
Что пиджак его в значках,
В разноцветной их пучине.

А ведь дожил до седин,

И такой концерт затеян!..
Орден истинный один
В пестроте сплошной затерян.

«Осенены своим Гербом…»

Осенены своим Гербом —
Серпом и молотом и прочим,
Что нашим поднято горбом,
Трудом крестьянским и рабочим.

Озарены своей звездой,

Ее привычными лучами,
Что в годы бедствий и в застой
Всегда горела за плечами.

Оглушены… Оркестров гром —

И Гимн плывет над отчим краем…
Но только сами не поем
И слов по-прежнему не знаем.

«Без боли говорить об Украине?..»

Без боли говорить об Украине?..
Казалось — даль, а нынче смотришь — близь!
Скажи, ну как же быть твоей равнине —
Хоть отдались она, хоть отделись?

Хоть отелись теленком рыже-белым,

А может быть, и желто-голубым,
Как поступить с тем страшным черным делом
С Чернобылем, навеки горевым?

Сто лет пройдет, и двести, да и триста,

Он прорастет сквозь наши мозг и кровь.
Ах, долго будет длиться эта тризна,
Основа ей — небрежная любовь.

Мы связаны немыслимой порукой,

Той круговой, а также и судьбой.
Смотри, и Белоруссия с Калугой,
И Брянск, и Тула рядышком с тобой.

«Увы! Не старость, не война…»

Увы! Не старость, не война —
Какая-то иная сила
Его внезапно подкосила.
В том вряд ли есть твоя вина.

Тебе ж — морщины, седина.

Ах, Боже мой, не в этом дело.
Ты здесь другое разглядела:
Дорога разъединена.

Делила с ним свою судьбу,

Но смерти выпрямилось жало.
Тот, с кем в постели ты лежала,
Теперь один лежит в гробу.

Надпись на книге прозы

Для будущего гения пишу.
Пускай берет бесценные детали.
Себя упоминать я не прошу,
Лишь бы они роман его питали.

Характеры напишет, глубоки,

Солдата, женщины и полководца.
Поднимет сводки, схемы, дневники,
Но без меня и тут не обойдется.

Я сам под дудку прошлого пляшу,

Осколок отходящих поколений.
Для будущего гения пишу.
Пускай берет! Но только, если гений.

«У колодца и у колонки…»