На склоне пологой тьмы

Послевкусие лет моих — хинная сладость черёмух,
Убелённое нежностью грусти негромкое «я».
Память точит предсердье за каждый допущенный промах,
Дотлевает отпущенный срок, как в печи головня.

Между этой юдолью и той, где грядёт неизвестность,

Есть незримая до неприступности острая грань.
Наша здешняя бытность — обычная взору трёхмерность —
Дань условности мира, безбрежная скучная брань.

Только слово живое, звучащее здесь, безусловно

Равноценно материи, как откровенье Творца.
Лишь оно вразумляет народы, воюя бескровно,
Отделяя от истины кривду и бред подлеца.

Как велик на сегодняшнем поприще угол паденья!

Ложь над правдой бесстыдно пытается взять перевес.
Но противно Всевышнему этой тщеты отраженье,
Что трясёт ежечасно благие основы небес.

И такая ли, вправду, вершина Господня творенья —

Человек, что у ближних без права их жизни крадёт?
Почему лишь на подлости есть у него разуменье?
Почему перед сильными мира пасует народ?

Отчего все молчат по пингвиньи, почуяв опасность,

Если в двери соседей однажды стучится беда?
Даже смерть не страшна, коли в жизни присутствует ясность,
Совесть, честь и любовь тесно спаяны с ней навсегда!

Я, увы, не гожусь на безгрешную роль эталона,

Но, живя не спеша, не кривлю своей вечной душой
И люблю до восторга земное прекрасное лоно
Как придел, заповеданный внукам, единственный мой.

Как же хочется знать, что, уйдя, оставляешь нетленным

Этот маленький остров творения! Если бы так!
Но разрушить его тянет руки свои неизменно
Каждый алчный, расчётливый, лживый и мерзостный враг.

Разговоры любые сползают сейчас к Украине.

Украина сползает к большой беспощадной войне.
Нет покоя нигде никому никогда и отныне
Свет кровавой звезды мне сопутствует даже во сне.

Что же делать, когда погибают совсем не чужие,

А другие сидят в стороне и с надеждою ждут,
Что минует несчастье их крепкие праздные выи,
И свободу на блюде им после войны поднесут?

Убегают от пуль и снарядов мужчины в Россию,

Чтоб за спины попрятаться женщин и наших детей…
А убийца с лицом непотребным играет в Мессию,
Лицедейством своим впечатляя таких же *лядей.

Но достоин ли мир, чтобы так же влачиться и дальше,

Чтобы лучшие худших спасали ценой бытия?
Как же людям не станет противно от выспренней фальши,
Под которую лезут удобрить собою поля?

Не сойти бы с ума от кошмара грядущего часа,

Когда мы позавидуем тем, кто ушёл в небеса.
Что-то страшное видится мне средь всеобщего фарса,
Где нечистая сила являет свои «чудеса»…

«Ах, фарисеи, сколько в вас ума!»