В природе все устроено разумно: роза снабжена шипами, а пчелы, дающие сладкий мед, сильно жалят. Человек — дело другое. Та же Алла, несмотря на свою красоту и разум, не обладала никакими защитными свойствами. Из-за ее красоты на Аллу кидалось множество мужчин, но, урвав хоть что-то, они тут же ее оставляли, решив, что она создана не для брака и тихой семейной жизни. Существует очень большая и странная категория мужчин, которые считают, что для любви нужна одна, для постели другая, а для семьи третья женщина. (В итоге они обманывают всех.) Так вот Алла с ее правдивостью, какой-то прямо-таки мужской широтой характера их не устраивала. Но есть одна глупость, которую когда-нибудь непременно совершают умные женщины, — взять что похуже в надежде, что уж это-то никуда не денется. (Простите, если я высказалась так цинично.) Но можно понять и женщин: чем больше на них так называемый спрос, тем больше им хочется постоянства, защиты и поддержки, и тогда они выбирают «простого человека», надеясь хотя бы на благодарность с его стороны. Надежда эта пустая, но ведь это ясно не сразу. Вот так, очевидно, и случилось, что Алла поставила на этого Галкина. Однако на развод с женой она его не подвигала, потому что ей казалось не совсем честным воевать против немолодой, некрасивой женщины, у которой к тому же были от него дети. Однако Галкин, очевидно, считал иначе. По крайней мере, как уверяют другие, он развил бурную деятельность. Он был председателем жилищной комиссии в нашей конторе, и его стараниями Алле выдали ордер на отдельную квартиру, потому что она жила в маленькой комнатушке в коммуналке вместе с матерью и ее заявление на жилплощадь лежало в комиссии. К тому же Алла была тогда уже беременна и собиралась рожать, что никому, кроме нее и Галкина, не было известно. Все бы было хорошо, но тут в конторе появилась новенькая — сирота, иногородняя мать-одиночка, которая тоже нуждалась в жилплощади, давать которую ей никто не спешил. Девица эта была бедная-бледная, работала из рук вон плохо, но никто на нее из-за этого не злился, а лишь сочувствовали. Она жаловалась, что совсем не высыпается в общежитии, что жизнь ее невыносима, все ее покинули, все от нее отказались, все предали. Хотя, конечно, в той же конторе работали еще такие же обездоленные, но те держались гордо и вызывающе, — не пожалеешь. Но самое большое участие приняла в жизни сироты, иногородней матери-одиночки, Алла. Она научила бедную женщину краситься, перешивала на нее свои платья, сидела с ее ребенком, а когда получила квартиру, то, как призналась мне потом, почувствовала, что не может взять это свалившееся на нее счастье без угрызений совести. Она убедила себя, что ей живется не так уж плохо, что у нее в коммуналке отличные соседи, что старуха мать не сможет привыкнуть к новостройке и т. д. А тут еще, как назло, сирота иногородняя стала являться на работу уж совсем бледной, дальше некуда бедной. И когда Алла отказалась от квартиры в ее пользу, жилищная комиссия сочла возможным принять ее жертву. Таким образом, все хлопоты за Аллу кончились ничем. Это явилось для Галкина не только неожиданностью, но прямо-таки оскорблением, хотя, будь у него голова на плечах, он бы давно должен был понять, что Алла не притворялась порядочным человеком, чтоб придать изящество их любви, а была порядочной. Потому-то он быстренько Аллу и разлюбил. Потому-то, сколько потом ни было распределений жилплощади, ее кандидатура не была больше даже названа.
А что же сиротка? О, сиротка, как это часто случается, оказалась сироткой только наполовину. Где-то в Средней Азии у нее обнаружился папаша-чайханщик, человек богатый, несмотря на маленькую зарплату. На Севере нашелся и бывший законный супруг, не скупящийся на алименты (попробовал бы он поскупиться!), а потому у сиротки были самые шикарные песцы и каракули. И конечно же, на ее месте было вполне резонно возмущаться «жалкими подачками», которые она получала в свое время от Аллы. Она приносила на работу грязные, рваные тряпки и демонстрировала их всем:
— Вот как эта Алка меня облагодетельствовала! Я ими пол мою. А еще хвастает…